|
Она крикнула лакею: "La bouche". Резким движением она так сильно перегнулась в сторону, как будто хотела засунуть голову под стул; потом с треском вынула изо рта челюсти и положила их в подставленную чашку. - Вам нужны зубы для еды, а мне только для разговоров. Жую я нёбом, - с усилием завыла она голосом, который вдруг стал глухим и старушечьим. Он прокатился по галерее, благородные очертания которой были созданы для тонких, вдумчивых речей людей духа. Кардинал беседовал с герцогиней о монетах и камеях. Он велел принести ящики и показывал ей некоторые экземпляры. - Я никак не мог узнать, откуда вот эта. На одной стороне изображена виноградная кисть, а на другой под буквами иота и сигма амфора. Она воскликнула, пораженная: - Я ее знаю! Она с Лиссы, моего прекрасного острова. Я напишу епископу; вы позволите мне, ваше преосвященство, предложить вам еще несколько? - В состоянии ли вы еще сделать это? - спросила Кукуру. - Ведь ваши земли отняты у вас. - Вы правы, я совсем забыла об этом. Она подумала. - Ну, епископ пришлет мне монеты из любезности, - улыбаясь, сказала она. - Нет, нет, оставьте это лучше! Старуха была недовольна. Она опять вставила свои зубы и заговорила ясно. - Друг Антон слишком много занимается такими глупостями, не поддерживайте его в этом. Он думает только о том, куда бы выбросить свои деньги, и у него ничего не остается для энергичных предприятий, от которых богатеют целые семьи. Если у нас есть деньги, то есть и обязанности! Кардинал тихо вставил: - Все в свое время, милый друг. Он больше не обращал внимания на старую даму, искавшую подтверждения своего мнения у монсиньора Тамбурини. Он подул на покрытый резьбой камень и нежно провел по нему пальцем. Она насмешливо крикнула: - Как он чистит его! Как он влюблен в этот вздор! Друг Антон, вы всегда были бабой! Тамбурини опять обратился к Лилиан. - Спойте что-нибудь, - сказал он, и под сладкой оболочкой, в которую он облек эту просьбу, смутно чувствовалось что-то грубое, как будто угроза господина и владельца. Она отвернулась, не взглянув на него. Мать резко крикнула: - Ты слышишь, Лилиан, тебя просят спеть. Для чего ты берешь дорогие уроки? Девушка беспомощно взглянула на герцогиню. Та попросила: - Сделайте мне удовольствие, княжна Лилиан. Она тотчас же встала и медленно направилась к концу галереи. Там она остановилась и спела что-то. Ее не было ясно видно. Ее голос боязливо носился по галерее, точно придушенный сумраком. Сверкающая фигура мраморного мальчика за ее спиной прикладывала палец ко рту. Ей похлопали, и она вернулась на свое место, усталая и без следа оживления на щеках и в глазах. Близилась полночь; герцогиня простилась. Ее ждала карета кардинала: она пожаловалась на длинную дорогу, и графиня Бла предложила ей сопровождать ее. Обе женщины проехали Лунгару. На углу Борго на заднем плане мелькнули колонны св. Центра. Перед кабачками при свете садовых подсвечников сидел народ и пил вино. Некоторые с громкими криками играли в морру. - У бедной Лилиан вид жертвы, которой нет спасения, - заметила герцогиня. Бла объяснила: - Жертва материнской политики. |
