Книги Проза Генрих Манн Диана страница 56

Изменить размер шрифта - +
"Это для меня? - спросил он, хмуря лоб. - Как, вы хотите получить деньги от меня... от меня? Разве я требую от вас денег за то, что ежедневно множество людей только ради меня съедает ваш скверный обед?" И он вышел, красный от гнева, оставив пять лир лакею.
     Герцогиня сказала серьезно:
     - Его честь зависит для него от взглядов, а не от поступков. Это привилегия немногих.
     - Немногих... не буржуа, - сказала Бла.
     Окрестности форума спали в безмолвном мраке. Века отодвигали эти камни на целые миры от существования честного народа, пьющего вино и играющего в морру, от крадущихся отверженцев в новых строениях, от бледных кутил перед кафе. Порой по призрачным ступеням храма у самых окон кареты всходила стройная колонна, одетая в лунные лучи. У темных, недвижных стен Колизея, под Аркой Константина, копыта и колеса будили слабый отголосок, точно запоздалый остаток давно замершего эхо. Затем, белая меж черных стен монастырей и кипарисов дорога стала подниматься вверх, на Монте Челио. Герцогиня глубже откинулась на сиденье.
     - А вы сами? Все, что я узнаю от вас, звучит открыто и доверчиво, как разговор с самим собой. Но что мне думать о вас самой? Что такое вы, графиня?
     - Я не графиня. Мой отец был француз, капитан папских зуавов. Даже после его смерти моя мать страдала от его закоренелой неверности. Она была слаба и капризна, и я переносила ее капризы с болезненной готовностью. Едва она умерла, я вышла замуж за чахоточного англичанина, иначе мне недоставало бы страдания вокруг меня.
     - Вы так охотно страдаете?
     - Заботиться о ком-нибудь и страдать - для меня, к несчастью, потребность, которой я стыжусь.
     - А вы сами, графиня, разве вам не хотелось бы, чтобы вас взяли в объятия и утешили?
     - Если бы я стремилась к вознаграждению за свое сострадание, чего оно стоило бы?
     - Вы правы. И так вы и жили?
     - Мой муж, бывший писателем, не мог больше много работать. Он научил меня этому ремеслу, и я под именем графини Бла писала сначала письма о модах, потом фельетоны, наконец, даже политические статьи, не знаю почему, с католической окраской. Не всегда сама выбираешь себе направление. Кардинал охотно поощряет таланты, он дает мне каждую среду порцию мороженого или чашку чаю, и если бы я попросила, он даже, вопреки приличиям, дал бы мне одновременно то и другое.
     Они приехали. Герцогиня, улыбаясь, сказала:
     - Мы говорим друг с другом так, как будто любим друг друга.
     - Вы стали мне милы с первых же минут сегодняшнего вечера, - ответила Бла.
     - Чем же?
     - Тем, что вы засмеялись, герцогиня, тем, что после всего, что с вами случилось, вы еще могли смеяться над лицемерными, важными жестами и минами буржуа.
     - Теперь объясните мне еще, что вы подразумеваете под "буржуа"?
     - Так я называю всех, кто безобразно чувствует и к тому же лживо выражает свои безобразные чувства.
     - Вы говорите, что любите меня, это доставляет мне истинную радость.
     - Надеюсь, что это никогда не доставит вам горя. Быть любимым мною - сомнительная привилегия. До сих пор ею пользовались больная, капризная женщина и чахоточный англичанин.
     Уже у калитки сада, между двумя склонившимися друг к другу кипарисами, герцогиня повторила: - Мы будем часто видеться.

***

     Монсеньер Тамбурини навестил ее; он сказал:
     - Кардинал в восторге от пребывания здесь вашей светлости.
Быстрый переход