Но, по-моему, важно и то, насколько ты начитан и какой у тебя словарный запас, потому что давайте уж начистоту: сколько у вас знакомых, которым хотя бы раз в жизни понадобилось слово «превенция»? Не то чтобы очень много. Наверное, по пальцам можно пересчитать.
Может, даже девять.
11
Сидела рядом с какой-то тихоней, не помню, как зовут, ну и ладно. Проезжали мимо большого озера, в котором, не дрогнув, тонули деревья.
Указатель гласит: «Средняя школа «Кроуторн», лагерь «Маунт Фэрвезер». О прибытии сообщите администрации».
Архитектурный стиль – псевдоутилитарный, а может, и просто утилитарный. Что в переводе означает: функциональный, но с прицелом на то, чтобы казаться ОЧЕНЬ функциональным, иными словами – демонстративно-функциональный.
Пахнет – зашибись. Лимоном от эвкалиптов и ангофор.
Полный рот еды – омном-ном. Что ела, не помню. Подогретое по последнему слову техники.
Холодно, здесь гораздо холоднее, чем в городе.
Когда я вижу, как девушка с затаенной тоской смотрит на симпатичного парня…
Психотерапия, помогающая справиться со скорбью и горем, – процветающая отрасль, а также маленький персональный ад для тех, кто через нее проходит. Она кажется совершенно неуязвимой для глобальных финансовых кризисов. Наверное, как пищевая промышленность.
Скорбь с удобством паразитирует в условиях почти любого питающего ее организма, и сама представляет собой непрестанно мутирующий деятельный организм с постоянно пополняющейся клиентурой. Она порождает нескончаемый голод, нескончаемую боль, неутолимые муки для новых сердец, мозгов, кишок – ежеминутно, ежедневно, ежегодно.
Это как бритвенно-острый край сломанного зуба, вновь и вновь вонзающийся в мягкую, истерзанную розовую десну.
Туннель с односторонним движением без гарантий второго выхода.
То, через что приходится пройти. Пережить. То, что надо спрятать в прошлом. Такое широкое, что невозможно… такое низкое, что никак нельзя… такое высокое, что нипочем не… такое… то, что сдавливает легкие, наполняет слезами глаза, питает темное время суток, раньше предназначавшееся для сна. Только не утонуть в ней. Не дать ей раздавить тебя зловещей тяжестью. Не погрязнуть в ней. Не дать ей одержать победу. Надо работать над ней, встретиться с ней лицом к лицу, размять ее, как пластилин, превратив в то, чем можно обработать рану, поплевать, разжевать, придавить, и сердце исцелится, у него появится щит и целебный бальзам. Это место, чтобы прятаться, выть, касаться сокровенных воспоминаний, будто они – пугливые птицы, мелькающие тени, которым нельзя, никак нельзя исчезнуть.
Надо попытаться выглядеть общительной и не привлекать излишнего внимания лагерного психолога – которая всегда начеку! Полностью в курсе моих особых потребностей! Готова прийти на помощь по первому моему зову! В любое время дня и ночи! Не стесняйся. Не надо.
Зато наедине с собой я преуспела в искусстве скорби.
Если бы ты только не… тогда мне не пришлось бы готовиться к игре в кошки-мышки с лагерным психологом. Ее зовут… Боже, не помню, но не Эстер. Надевать уместную, правильную маску специально для замечательного лагерного психолога… понятное дело, невеселую – после всего, через что я прошла и продолжаю идти, но мало-помалу прихожу в себя, понемногу открываюсь новому жизненному опыту. Взаимодействую с окружающими. Постепенно исцеляюсь. Ага. Урок я заучила наизусть. Я справлюсь. Ведь справлюсь же, да?
Но на самом деле я застряла, Фред. Застряла на третьей стадии горя – или это уже четвертая? На ненависти к себе и злости к тебе. |