— Я не убил Пакстона, — проговорил Брент.

У нее вырвался вздох облегчения.

— Ты была права. У него был такой жалкий вид.

Дрю с Джошем отвезли его в Начиз, к доктору Гаррисону. Он, вероятно, поправится.

— Хорошо, — сказала Байрони.

Брент прищурил глаза.

— Он.., гладил тебя?

— Только когда перебросил через седло, но в этом не было ничего ужасного. Я слишком беспокоилась за ребенка.

— Да, конечно, — заметил он, и к нему быстро вернулся гнев, — ребенок! О чем ты думала, отправляясь верхом на прогулку? И притом одна!

— Я, собственно, никуда не собиралась, просто. решила прогулять Бархатную. Пакстон сказал, что подкарауливал меня несколько дней. Я думаю, что он помешался от этого ужасного виски, — добавила она, качая головой.

Брент опустил руки и отошел от Байрони. Он дьявольски устал и от переживаний этого дня чувствовал себя стариком. А тут еще Байрони представляет Фрэнка Пакстона жертвой! Он повернулся к ней и холодно заметил:

— Я нахожу твою чрезмерную симпатию к нему отвратительной.

Она, потеряв дар речи, смотрела на мужа.

— Ты так же просила бы сохранить его никчемную жизнь, если бы он тебя изнасиловал? Что, как ты думаешь, он сделал бы, если бы не был смертельно пьян?

Представляешь? Проклятие, женщина, ты же могла потерять ребенка!

Она услышала, как задрожал его голос, но подумала, что из-за гнева.

— С ребенком все нормально, — возразила она.

— Твоей заслуги в этом нет — с твоим упрямством и глупостью!

Байрони прищурилась:

— С самого начала ты не хотел ребенка, а теперь проявляешь к нему слишком хозяйский интерес.

Дело было не в ребенке, по крайней мере отнюдь не ребенок заботил его сейчас прежде всего. Он снова представил себе Байрони, одну, дрожащую от страха, истекающую кровью.

— Боже мой, — рычал он, — всех женщин надо посадить под замок, пока они не докажут, что наделены хоть каким-то здравым умом!

Байрони открыла рот, но Брент поднял руку и рубанул ею по воздуху.

— Нет, ничего больше не говори. Я смертельно устал и ложусь спать.

— Ты рассуждаешь совершенно неразумно, — пробормотала она ему в спину.

Брент раздевался, швыряя одежду на пол. Не сказав больше ни слова, он погасил лампу и улегся на кровать.

Байрони постояла несколько минут посреди комнаты. Лунный свет, прорвавшийся через деревянные ставни, освещал ее. Слепое счастье последних дней исчезло. Если муж действительно любил ее, то показывал это весьма странным образом. Она вздохнула, медленно снимая халат, и тихо легла в постель, на самый край, как можно дальше от Брента.

Проснувшись перед самым рассветом, Байрони ощутила ласковые прикосновения рук мужа к ее грудям и животу. Она тихо застонала от удовольствия и вдруг словно очнулась. Как он может так к ней относиться, а потом заниматься с ней любовью? Как ни в чем не бывало!

— Не прикасайся ко мне, — процедила сквозь зубы Байрони.

Брент окончательно проснулся от холодного тона Байрони.

— Я уже хотел простить тебе твою глупость.

— Мою глупость!

— Почему бы тебе не полежать спокойно? Считай свое тело платой за то, что я не убил твоего беднягу Пакстона.

— Наглец, — выдохнула Байрони. Она соскочила с кровати, потянув с собой одеяло, и подошла к двери спальни, разъяренная тем, что не могла придумать ничего, что сказать Бренту. Она распахнула дверь, бросив ему через плечо; — Тебе нужна женщина, Брент?

Изволь платить!

— Ты только что стонала и вдруг решила, что надо меня наказать.