Андрей Щупов. ДикиеМы из спецназа – 6
«…Если я все еще мечтаю превратить мир в счастливый сад, то теперь-то я точно знаю, что это из любви не столько к людям, сколько к садам».
ПРОЛОГ
Больше других обрадовался неожиданной свободе Левша. Он давно уже подзуживал приятелей на захват села, - очень уж надоело ночевать в шалашах и кормить слепней с комарами. Шнурок, Мох, Убогий и прочие послушники были, разумеется, за, однако лишнюю инициативу проявлять не решались. Атаман наезжал в лесной лагерь не столь уж часто, но дисциплину успел навести железную. Левша сам был свидетелем того, как около месяца назад вожак лесной братии преспокойно распял Кухаря на кресте. И все тлько за то, что тот осмелился на самоволку в город. Всего-то и погулял мужичок по барам лишних несколько часов, а стукачи все равно нашлись, доложили Леснику или тому же Финну, тем самым подписав собрату смертный приговор. Если прежних нарушителей в банде казнили без особых фантазий (чаще всего - либо ломали шеи, либо пристреливали), то с Кухарем обошлись более изощренно: бедолаге заткнули кляпом рот и распяли на огромном кресте. При этом крови приговоренному намеренно не пускали, прибегнув к обыкновенным веревкам, что даже в античные времена считалось пыткой более изуверской. Кто знает, возможно, Атаман просто хотел проверить, врут или не врут историки, утверждая, что прибивать приговоренного к кресту гвоздями более гуманно, нежели привязывать путами. Как бы то ни было, но историки действительно не врали. Прежде чем испустить дух, бедолага промучился на солнцепеке более трех суток. Но даже после того, как Кухарь умер, в назидании всем прочим его не снимали с креста еще пару дней. И только когда трупный запах стал совершенно невыносимым, распухшего и почерневшего мертвеца разрешили отвязать и оттащить в гнилой овраг. Но сегодня было иное дело, - сегодня на вылазку было дано добро сверху. Во всяком случае, просьбу братвы Атаман встретил с пониманием, и Левша двигался впереди всех, на ходу даже чуть подпрыгивая и приплясывая. За километр было видно, что паренек не набегался и не наигрался. Так оно, собственно, и было. В свои девятнадцать лет Левша успел повидать всего два города: Екатеринбург и Тобольск. Под Тобольском в чине лагерного придурка он отсидел один год за хулиганство, в Екатеринбурге же пьянствовал и воровал, празднуя неожиданную амнистию. Пил он, надо сказать, крепко - пару раз даже видел зеленых чертей и осьминогов. Ну, а как в конце концов очутился в лесу - абсолютно не помнил. Должно быть, привезли, как прочее отребье, - в бессознательном состоянии. Банду тренировали кровью, и кровь никому не нужных алкашей подходила Атаману, как ничто другое. На бомжах отрабатывали смертельные удары, закаляли дух послушников, попутно науськивали на них и сторожевых псов. Некоторых, как того же Левшу, оставляли в живых на «перевоспитание», других неделями выдерживали в специально вырытых ямах, систематическими побоями внушая страх и уважение, всех прочих убивали, зарывая позднее в братских могилах. Впрочем, находились и такие, что заявлялись в лес добровольно. К примеру, того же Шнурка, дезертировавшего из армии, обнаружил на окраине города Лесник. Другой бы мимо прошел, а Лесник даром, что был из охотников - логово беглеца вычислил в момент. Пугать не стал, решил поработать лаской. Подманил краюхой хлеба, угостил табачком и только после этого предложил вступить в банду. Шнурок к тому времени вконец одичал, шарахался от каждого столба, дважды травился лесными грибами, а потому с радостью согласился. Оно и понятно, сдаваться властям ему не было никакого резону. Из армии он слинял, прихватив с собой автомат Калашникова, а перед побегом пристрелил ротного старшину - своего главного врага. Выпустил в обидчика почти целый магазин, - не труп в части оставил, а голимое решето. Подогревшись водочкой из каптерки, хотел и прапора с парой «дедушек» замочить, но не успел. |
