– Ты действительно хотела это сделать? Я непростительно жестоко обошелся с тобой. Но я собирался написать письмо. Ты не представляешь, как мы были заняты, Корри. Если бы ты когда-нибудь побывала на приисках, то знала бы…

– Вот как?

Гнев клокотал в ее груди. Неужели она когда-то была счастлива с объятиях этого человека, стонала от восторга, когда он целовал ее, а теперь носит под сердцем его ребенка? В это нельзя было поверить! Ей казалось, что она в карнавальном кривом зеркале видит какое-то чужое, искаженное отражение своего Эвери. И усы какие-то не те, длинные и облезлые. И подбородок не тот, вялый и безвольный.

– Эй, леди, оставьте парня в покое! Вы что же, не слышали, что он вам сказал?

Мужчина, стоявший позади Эвери, почесал бороду и выплюнул отвратительную, зловонную табачную жвачку, которая упала в дюйме от подола Корри. Она поняла вдруг, что вся эта толпа мужчин безмолвно ополчилась на нее, женщину, за то, что она вмешивается в их дела и посягает на одного из них. Корри взбеленилась.

– Вас никто не спрашивает! Эвери, мне надо поговорить с тобой. Ты же понимаешь, что это неудобно делать здесь.

– Знаешь, Корри, а ты ни на йоту не изменилась. Нрав у тебя все такой же непокладистый.

Эвери улыбнулся, и Корри показалось, что улыбка у него вышла несколько натянутая.

– Эвери, я не могу больше ждать! И откладывать дольше не стану. Теперь я вижу, что мне следовало сразу же ехать к тебе, а не ждать в Доусоне так долго. Так что ты выслушаешь меня здесь и сейчас. Иначе ты опять уедешь Бог весть куда, на этот свой Скукум, не будешь отвечать на мои письма, и мне придется до старости прождать тебя в этом проклятом Доусоне!

– Послушай, Корри…

– И никаких «Послушай, Корри»! Ты не имеешь права от меня отказаться! Ты соблазнил меня, или ты этого уже не помнишь? Так вот, я беременна, Эвери! Беременна!

Корри сама не верила, что смогла произнести эти слова прилюдно, перед огромной толпой мужчин, с любопытством наблюдающих за драматической сценой. На ее глазах выступили слезы унижения. Если бы она только могла дать ему пощечину и уйти, не оглядываясь! И никогда его больше не видеть! Но был ребенок. Их с Эвери ребенок!

– Эвери, нам надо поговорить, и я останусь здесь с тобой и буду ждать, сколько нужно, хоть до полуночи.

– Корри…

Эвери хотел что-то ответить, но передумал. Вместо этого он только улыбнулся, холодно и безразлично.

– Ну что ж, хорошо. Оставайся со мной и жди, раз уж ты действительно так этого хочешь.

ЧАСТЬ 3

Глава 24

«Согласен ли ты, Эвери Курран, взять в жены Корделию Стюарт?..»

Их венчал двадцатипятилетний священник Фардон Паттс, высокий и худощавый человек с огромным кадыком. Он пришел в нескрываемое; восхищение, получив от Эвери маленький мешочек золотого песка – пожертвование на строительство церкви. Он пришел в еще больший восторг, узнав, что Корри в одиночку предприняла многотрудное путешествие на Север, чтобы разыскать своего жениха. Молодой священник оказался в душе романтиком.

Милли дала Корри голубую шерстяную шаль невероятных размеров. Корри завернулась в нее, чтобы ее беременность не слишком бросалась в глаза. Свадебный наряд невесты состоял из голубой саржевой юбки и белой шелковой кофточки с большим кружевным воротником. Широкополая шляпа венчала высокую прическу. Оглядев себя в маленьком зеркальце, Корри увидела, что лицо ее бледно и печально, а губы дрожат: она была готова расплакаться.

Милли с Альбертой на руках была ее посаженой матерью, а старатель, случайно проходивший мимо церкви, был приглашен на роль свидетеля.

Фардон Паттс совершал обряд в недостроенном помещении, среди штабелей досок и куч опилок.