– Но почему? – Он положил ей руки на плечи и посмотрел прямо в глаза. На печке выкипал котелок с тушеной зайчатиной, но никто не обращал на это внимания. – Почему? Ведь это нетрудно выбросить из головы, если только захотеть! Я люблю тебя с той самой минуты, когда увидел впервые…

Как бы это было просто: сказать ему «да» и позволить любить себя, заботиться о себе, ведь ему этого так хочется. Но Корри не могла себе представить, как будет делить с ним ложе: никогда этот милый мальчик не сможет доставить ей такую полноту ощущений, как Куайд. Если она останется с Мэйсоном, то сможет отвечать на его страсть только благодарностью, а этого недостаточно для счастливых супружеских отношений.

– Мэйсон, я ничего не могу с собой поделать. Ты должен понять меня. Я действительно очень благодарна тебе, и ты мне нравишься, но… не как мужчина женщине. Понимаешь?

– Да, понимаю. Ты любишь другого. Этого Куайда Хилла. Когда ты была без сознания, то все время повторяла его имя.

– Мэйсон, прости меня.

Наступило долгое молчание. Его лицо стало бледным и каким-то бесцветным.

– Что же с тобой будет, Корри?

– Ничего. Наверное, я все-таки поеду в Доусон и остановлюсь у своей подруги Ли Хуа. Когда придет весна, я получу деньги от тети Сьюзен и смогу вернуться в Сан-Франциско.

«И никогда больше не увижу Куайда!» – рвался наружу крик настрадавшейся души.

– Мэйсон, мне бы не хотелось доставлять тебе еще новые беспокойства. В конце концов ты приехал на Аляску за золотом и приключениями. Ты не должен связывать себя со мной, я буду для тебя только обузой. Я не хочу ею быть. Кстати, куда ты думаешь направиться?

Мэйсон задумался.

– Наверное, на Сороковую Милю. Может быть, вдоль протока Тананы. Я слышал, что… Но сначала я отвезу тебя в Доусон, мне надо убедиться в том, что с тобой все будет благополучно. Я дам тебе немного золотого песка, у меня есть.

Корри была тронута до глубины души.

– Мэйсон, спасибо тебе, но я не могу взять у тебя золото. Оно тебе самому пригодится, тем более что сейчас зима. Я обойдусь, Эвери мне оставил немного песка, я думаю, его хватит до весны. В любом случае, если я буду жить у Ли Хуа, то с голоду не умру.

– Но, Корри… – Он хотел было возразить, но передумал и сказал: – Ладно. Я отвезу тебя в Доусон, как только прекратятся дожди.

Корри коснулась его рукава.

– Мэйсон, я хочу, чтобы ты знал: я в неоплатном долгу перед тобой. Ты сделал для меня такое…

– Не надо, Корри.

– Но это правда. Мэйсон, я хочу… назвать своего сына в честь тебя. Мы ведь так и не дали ему имя, бедняжке. По-моему, пора это сделать. И еще, давай поставим крест на его могилке.

Они покинули участок через пять дней, морозным ясным утром. Снег скрипел под полозьями саней, колючий ветер щипал щеки и нос, так что пришлось завернуться в шерстяные шарфы по самые глаза.

Они поставили на снежном холмике деревянный крест, на котором Мэйсон вырезал ножом надпись: «Мэйсон Эдвардс Курран, родился 11-21-98, умер 11-21-98». Он хотел добавить что-нибудь еще, но Корри воспротивилась.

– Слова не важны. Важно то, что в наших сердцах. Я всегда буду помнить своего ребенка… и тебя тоже, Мэйсон.

* * *

Доусон Сити оказался неуютным и холодным. Вдоль тротуаров тянулись грязные сугробы.