– Говорю вам, оставьте нас.

– Но, Делия, я…

– Вы что, не понимаете, что вам говорят?

Корри подождала, пока за ними закрылась дверь, и подошла ближе к Эвери. Он отложил ружье в сторону и сказал своим обычным, спокойным голосом:

– Как все это трогательно! Так о чем ты хочешь говорить?

– Эвери, пожалуйста, выслушай меня терпеливо. Мы с доктором Кунингом хотим перевезти тебя в город. Доктор не может тебя лечить здесь. На голом полу, без света, в холоде. Это абсурд.

– Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне своими мерзкими толстыми пальцами.

– Эвери…

– И этот твой любовник пусть тоже убирается. Скажи ему, что он…

Грубое ругательство прозвучало, как звонкая пощечина, но Корри, не обращая на это никакого внимания, продолжала уже жестче:

– Ты сейчас не в том положении, Эвери, чтобы диктовать кому-нибудь свою волю. Ты лежишь в собственном дерьме и гниешь заживо.

Эвери заворочался в тряпье и застонал. Корри сказала более мягко:

– Эвери, ты ведь умрешь. Как ты этого не понимаешь?

– Не умру.

– Умрешь. Если останешься один в этой отвратительной грязной лачуге, то умрешь. Тебе нужен доктор.

– Ампутация? Господи, Корри! Как… как я смогу искать золото без ног? Как, Корри? Ответь мне!

Его голос стал тихим и плаксивым. Жалость переполняла Корри: несмотря на то, что он так жестоко поступил с ней, променял ее на мифическое богатство, стал одержимым, он ведь работал не покладая рук! Он, не щадя сил, выкладывался до полного истощения и вот теперь – калека на всю жизнь! Его мечте не дано осуществиться!

– Я не могу. Я не знаю, Эвери. Но если ты откажешься от помощи доктора Кунинга, ты уже никогда в жизни не сможешь застолбить участка, потому что умрешь. Прости меня за жестокие слова – но это правда.

В хижине надолго воцарилась тишина.

– Умру… Господи, умру.

Корри услышала сначала робкое всхлипывание, которое через секунду превратилось в громкие, безутешные рыдания.

– Корри! О Господи! Что же мне делать? Я не знаю. У меня никого нет, кроме тебя, Корри. Я… я так виноват перед тобой. Прости меня за все. Я не хотел… Мне надо было только подумать… привыкнуть. Корри, помоги мне. Скажи, что мне делать. Я… я не хочу умирать.

Его голос проникал в самые сокровенные уголки ее сердца. Когда-то, давным-давно, она любила этого человека. Она преодолела тысячи миль, чтобы быть с ним рядом. Она вышла за него замуж и родила ему ребенка. И потом, разве не она виновата в том, что он превратился в калеку? Если бы не Корри, Дональд Ирль не преследовал бы его, не стремился бы его убить…

Корри на всю жизнь запомнила их обратный путь в Секл Сити. Эвери лежал на салазках, собаки лаяли и грызлись, чувствуя запах гниющего тела. Эвери покорно отдал Корри свое ружье и теперь молча, без единого стона лежал под меховой шубой и смотрел в небо. Корри догадывалась, что ему, должно быть, очень больно, и восхищалась его мужеством.

Когда его укладывали на салазки, Эвери потихоньку шепнул Корри:

– Пожалуйста, не позволяй им уродовать меня. Вдруг они сделают из меня какое-нибудь чудовище. Корри, умоляю тебя.

По дороге в Секл Сити Корри думала о том, что ей надо сделать в первую очередь. Прежде всего, Эвери нужна операция. Это самое главное. Потом она отвезет его в Сан-Франциско, там есть хорошие специалисты, там она сумеет как следует ухаживать за ним. Надо будет заказать протезы, чтобы Эвери мог передвигаться самостоятельно.

«Корри, помоги мне. У меня никого нет, кроме тебя».

Слова Эвери звучали в ушах Корри и казались отзвуком скрипа полозьев и хруста снега под подошвами ботинок.