Лула впилась мелкими белыми зубами в покрытый шоколадом кокос.
— Тут глаз да глаз нужен, — сказала она, жуя. — Это точно.
Пока Сейлор заправлял машину, Лула прикончила батончик.
— Надеюсь, ты не в обиде, что я тебе ничего не оставила, — сказала Лула, когда Сейлор сел в машину. — Я их прямо до смерти хотела.
И птицы делают это
— Я люблю, когда твои глаза становятся такими дикими, милая. Они загораются голубым светом, начинают крутиться, как крошечные колеса, и в них раскрываются маленькие белые парашюты.
Сейлор и Лула только что занимались любовью в номере отеля «Бразилия» на Френчмен-стрит.
— О Сейлор, ты здорово меня чувствуешь, так хорошо понимаешь, что со мной происходит. Я хочу сказать, ты — не эгоист. А член у тебя просто классный. Иногда мне кажется, что он говорит со мной, когда ты во мне. Как будто у него собственный голос. Прямо дрожь по телу.
Лула закурила, поднялась с кровати и подошла к окну. Она высунула голову наружу и вытянула шею, но реку все равно было плохо видно. Лула села голая на край стола под открытым окном и курила, глядя вдаль.
— Наслаждаешься видом? — спросил Сейлор.
— Я просто подумала о том, что люди должны чаще трахаться днем. Что в этом такого, в чем проблема?
— Какая проблема?
— Ну я не знаю. Кажется, люди предпочитают делать это ночью, обставляя как большое событие? Романтика и вообще. Зато днем все куда проще.
— Может, ты и права, солнышко, — сказал Сейлор. Он зевнул, потом сбросил с себя простыню и встал. — Давай-ка спустимся и съедим что-нибудь, ага? Я до вечера не дотяну.
Сейлор и Лула сидели у стойки в кафе «Ронниз Нофин Фэнси» на Эпланейд, попивая двойной кофе. Лула отщипывала по кусочку от большого пончика с желе, слизывая сахарную пудру с пальцев. Старик, сидевший рядом с Сейлором, закурил пропитанную ромом короткую сигару.
— Моя бабушка курила сигары, — сказал Сейлор. — «Вулф Бразерс».
— По семь центов за штуку, — отозвался старик, — а теперь они идут по пять штук за доллар. А кое-где и по полтора. Хотите?
— Нет, спасибо, — отказался Сейлор, — я еще не поел.
— Джордж Кович, — представился старик, протягивая узловатую, усыпанную «гречкой» руку с разбитыми костяшками. — Может, слыхали обо мне?
Сейлор пожал еще руку:
— Сейлор Рипли, а это Лула Пейс Форчун.
Лула с улыбкой кивнула Джорджу Ковичу.
— Рад познакомиться, барышня, — сказал тот.
— Не припомню, — бросил старику Сейлор. — А что, ты известная личность?
— Обо мне в газетах писали. Два, нет, три года назад. Мне сейчас семьдесят шесть, а тогда было семьдесят три. У меня был бизнес в Нью-Йорке, в Буффало, назывался «Крылатые крысы». Мы убивали голубей для всех желающих. И работали любо-дорого посмотреть три или четыре месяца, пока я не прикрыл дело.
— А зачем вы убивали голубей, мистер Кович? — спросила Лула. — У вас был санитарный бизнес?
— Нет, мэм, я был маляром, сорок один год состоял в профсоюзе. Теперь на покое, живу со своей сестрой, Идой. Ида переехала сюда двадцать пять лет назад, вышла замуж за нефтяника по фамилии Шмольц, Эд Шмольц. Он помер уже, остались только мы с Идой. Я продал дом и перебрался сюда, когда меня в Буффало вышвырнули из бизнеса. Черт возьми, КСК оказывал публике услугу, а меня обвинили в том, что я угрожаю общественному спокойствию.
— Расскажите нам о голубях, мистер Ковач, — попросила Лула. |