Берет сдвинут на затылок, смуглое лицо блестит от пота.
Перед ним — купцы, рыцари, дамы. Похоже, не один я такой любопытный.
— Господа, кхм… господа. Это всего лишь небольшая заминка. Легкое повреждение, кхм… дороги. Скоро поезд двинется в путь. Прошу разойтись по вагонам, господа, и не мешать ремонтной бригаде.
Шкипер говорит спокойно и немного устало, тоном привычного ко всему дорожного волка. Я пригляделся. На груди «волка» — цепь с гильдейским знаком. Свинцовое колесо с шестью спицами и серебряный прямоугольник, должный символизировать портал. Похоже, шкипер переживает не лучшие времена — свинец потускнел, серебро почти черное, а темно-коричневый камзол имеет весьма помятый вид. Впрочем, что мне до этого? Единственное, что меня сейчас волнует, — скорость поезда.
— Сколько займет починка? — спросил я.
Шкипер перевел взгляд на меня, оценил шпагу, пистолет, камзол нараспашку… И досадливо прищурился — от глаз разбежались морщинки:
— Мессир?
Вокруг зашумели: «Объясните же наконец!»
— С кем имею честь?
— Генри Уильямс, — сказал я. — Граф Тассел.
Ну и что, что имя не настоящее? Зато звучит хорошо, и проверить сложно. Кто знает, где находится этот Тассел? Я лично понятия не имею.
И шкипер, кажется, тоже. Взгляд у него сделался вынужденно доброжелательным, и даже улыбка появилась — фальшивая, как урский золотой, отчеканенный в Лютеции. Вроде и хочется перед графом прогнуться, да совесть вопит об ущемлении достоинства. Тяжело с таким характером жить — ни тесто, ни сталь, серединка на половинку.
— Мессир, позвольте мне выразить…
— Видите ли, уважаемый, — сказал я. Улыбка исчезла. — Вы тратите мое время. Я рассчитывал следующей ночью быть в Китаре, а к вечеру третьего дня — в Наоле… И я там буду. — Я выдержал паузу и продолжил: — Если, конечно, вы ничего не имеете против.
Шкипер поджал губы:
— Смею вас уверить, мессир…
— Меня не интересуют оправдания, шкип. Я хочу, чтобы вы четко и ясно объяснили, почему мы стоим — вместо того чтобы двигаться. По моему мнению, поезд может стоять то лько в двух случаях: когда он пуст или когда он прибыл по назначению. Первое отпадает. Второе… Я лично не вижу здесь станции. А вы?
— Но…
— Отвечайте на вопрос. Вы видите здесь станцию? Шкипер сник.
— Нет, мессир.
— Хорошо. Пожалуй, мы начинаем понимать друг друга. Следовательно, вы согласны, что ситуация необычная?
— Кхм… нет, мессир. Я бы так не выразился. Скорее…
Каков наглец!
— Что «скорее»?
— Раздражающая, мессир. Повреждение небольшое, но… кхм, не очень удачное. Извольте сами взглянуть. Вон там, у самых ног «топтуна»…
С виду голем-«топтун» — наспех сделанная заготовка человека. Творец поторопился.
Огромная глыба серовато-пористого камня, покрытая, как росписью, сеточкой трещин. Маленькие ручки сложены на груди. На руках — по три пальца, на ногах — по четыре. Небольшая голова, переходящая сразу в плечи. Лицо… Меня передернуло.
Все големы с клеймом Малиганов очень похожи. Несмотря на различия в строении тела, предназначении, материале, из которого голем сделан — камень, дерево или простая глина, — на лицах у них одно и то же выражение. Его трудно не узнать. Если у двухлетнего ребенка отнять игрушку, его лицо превратится в лицо голема. «Это моя лопатка. Дай!» Одна-единственная эмоция — но големы выглядят почти живыми. |