Не было дня тем летом, чтобы он не занимался «Уранией», а ведь у него была масса других хлопот: коклюш у детей (их отвезли поправляться в Бродстерс), больная Фанни, неоконченный «Домби», и вдобавок он решил, что обязан материально обеспечить знакомого, пожилого писателя Ли Ханта, для чего затеял благотворительную постановку все той же пьесы Джонсона «Всяк в своем нраве». Томасу Томсону, 19 июня: «С Домби и этим спектаклем я полурехнулся, полуиздох». (Он почти не упоминал друзьям об «Урании» — чем меньше народу знает, тем лучше.) А ведь пожилых писателей много, и многим из них не на что жить; он начал обдумывать проект фонда, который мог бы помочь им всем, но пока не нашел компаньона.

Все выпуски «Домби и сына» продавались превосходно — кажется, Диккенс наконец поверил, что литературный заработок от него никуда не денется. (И действительно, после этого романа у него никогда уже не будет финансовых проблем.) Однако появился сильный конкурент: «Панч» с января 1847 года публиковал «Ярмарку тщеславия» Теккерея. Пирсон: «Литературный мир раскололся на два лагеря — сторонников Теккерея и приверженцев Диккенса». Отношения между коллегами никогда не были теплыми. Теккерей, конечно, писал тоньше и реалистичнее, «слезливая размазня» Диккенса его раздражала, при этом он не мог не понимать, каким громадным изобразительным даром обладает его соперник, и, будучи популярен в узком кругу «джентльменов», возможно, завидовал его «народной» славе; Диккенс был довольно равнодушен к творчеству Теккерея, но недолюбливал его за чересчур острый язык и привычку зло пародировать коллег. Зато ему очень понравилась другая восходящая звезда — приехавший в Лондон Ханс Кристиан Андерсен. В июле в Лондоне, Манчестере и Ливерпуле Диккенс ставил «Всяк в своем нраве» с собою в главной роли, все деньги пошли Ханту; сидел с сестрой, ездил в Бродстерс проведать детей, бегал по тюрьмам в поисках девушек для приюта и почти каждый день писал, писал (как у них тогда на все хватало времени?!)…

После смерти Поля старший Домби встретил девушку Эдит — для нас это вариация на тему Настасьи Филипповны, хотя хронологически правильно считать наоборот: гордая красавица, стремящаяся к саморазрушению, сплошной «надрыв» и «надлом». Она зачем-то выходит за Домби, хотя ненавидит его, потом убегает от него, нарочно сделав вид (как в «Битве жизни»), будто бежала с его сотрудником Каркером (злодеем, который, как обычно, необъяснимо, по-злодейски ненавидит Домби), хотя на самом деле Каркеру ничего не «обламывается» — она позвала его, лишь чтобы сказать, что между ними ничего не будет. (Томалин: «Диккенс, естественно, исключил любые намеки на секс, поскольку условности того времени этого требовали, но, возможно, более глубокая причина заключалась в том, что он не знал, как написать об этом…» Нет, на наш взгляд, не в этом дело: просто такая женщина, как Эдит, не могла банально пасть.) А Домби раскаялся и полюбил Флоренс, а потом и ее детей.

Диккенс признавался Форстеру, что почти непрерывно плакал, когда писал вторую половину «Домби». Другой его друг, Уилки Коллинз, сказал позднее, что ни один умный человек не в состоянии читать эту вторую половину без изумления — настолько она плоха.