В тот же день он отозвал соглашение с Кэтрин и потребовал, чтобы ее семья письменно опровергла свои «грязные инсинуации» о нем и Джорджине; за это он обещал увеличить алименты до 600 фунтов. Хогарты согласились и написали следующее: «Мы узнали, что в связи с разрывом семейных отношений между мистером и миссис Диккенс распространяются утверждения, что этот разрыв будто бы имел место вследствие обстоятельств, бросающих тень на репутацию г-на Диккенса, а также на доброе имя других лиц. Мы отвергаем подобные утверждения, как не имеющие никаких оснований».

После подписания соглашения и получения денег Кэтрин с Чарли переехали в отдельный дом на Глостер-плейс, а Диккенс сочинил очередное письмо о своем положении — для публикации: «Вот уже некоторое время моя семейная жизнь осложнилась рядом тяжелых обстоятельств, о которых здесь уместно заметить лишь то, что они носят сугубо личный характер и потому, я надеюсь, имеют право на уважение… Соглашение заключено в дружественном духе. Что же касается причин, породивших его, то о них тем, кто имеет к нему отношение, остается только забыть. Каким-то образом — по злому умыслу или по недомыслию, а может быть, и по дикой случайности — эти тягостные обстоятельства были неверно истолкованы, став предметом самых чудовищных, ложных и несправедливых слухов… Если после этого опровержения кто-нибудь станет все-таки повторять хотя бы один из этих слухов, он солжет умышленно и подло, как может лгать перед богом и людьми только бесчестный клятвопреступник».

Форстер умолял не публиковать письмо — сплетни не остановишь, будет только хуже — Диккенс не послушал и отдал его в «Таймс», редактор Джон Дилейн посоветовал его обнародовать. Редактор «Панча» Лемон печатать письмо отказался и стал совсем уже заклятым врагом: Диккенс запретил своим детям общаться с его детьми (а также с детьми Теккерея, хотя тот и опровергал слух о кровосмешении). 12 июня письмо появилось в «Домашнем чтении», некоторые газеты его перепечатали (не без ехидных комментариев).

Порвав с Брэдбери и Эвансом, Диккенс вернулся к Чепмену и Холлу; «Домашнее чтение», несмотря на мольбы и судебные протесты Брэдбери и Эванса, выкупил у них на аукционе за 3550 фунтов и на его базе создал новую газету, которую сперва хотел назвать «Домашний очаг», — Форстер отговорил, потому что в условиях разъезда Диккенса с женой и в атмосфере грязных сплетен такое название вызывало бы насмешки.

Анджела Бердетт-Куттс твердо стала на сторону Кэтрин и перестала финансировать «Уранию» — та закрылась через два года. Все, кто не поддерживал распространяемый Диккенсом миф о «разделении ради общего блага», зачислялись во враги. Друзей продолжали обрабатывать: когда Джордж Лич, старый знакомый, сказал кому-то, что Чарли сам выбрал жизнь с матерью, Диккенс резко его одернул: это он велел Чарли поступить так. (По большому счету в друзьях остались Форстер, Бульвер-Литтон, Макриди, Коллинз да Генри Уиллс.)

Вообще не похоже, что Эллен Тернан в ту пору уже была любовницей Диккенса, — очень уж он был раздражен и зол, видимо, считая, что пострадал ни за что. Вступил в публичную полемику с критиками «Крошки Доррит» (обычно он так не поступал): роман отругал влиятельный журнал «Эдинбург ревью», поместивший «статью по поводу „Вольностей современных сочинителей“, в которой выражает свое недовольство мистером Диккенсом и другими современными сочинителями.