— Эльчибеевы обозники не заходили? — взяв на пробу кружку, поинтересовался молодой человек у служки.
— Да были, как же! С женщиной какой-то заходили… красивая.
— С женщиной, говоришь? А где их возы-то?
— За орешником, у ручья где-то.
Ну, знамо, что у ручья — где ж еще-то? Все по бережкам и встали.
Хорошая оказалась водица в этом разлившемся весеннем ручье — холодная, свежая, чистая. Поднятая талым снегом муть давно уже спала, да и не так-то много его здесь и было — снега.
Напившись, Ратников зашагал вдоль ручья, натянув на лоб мохнатую, подбитую густым мехом, шапку, в которой его и сам черт не признал бы, не то что Алия или, скажем, Рыбаков Окунь. Впрочем, Алия самого черта стоила!
— Эльчибеевы? — смуглый слуга, яростно чистивший котелок мелким песочком, поднял глаза. — Во-он они там, дальше.
— На том берегу, что ли?
— На том.
Вот еще образовалась проблема — через ручей перебраться, не очень-то хотелось мочить ноги, да и холодновата водица — не май-месяц все-таки. А эти-то, эльчибеевские обозники, как на эту сторону перешли? Наверняка какой-нибудь мосточек сладили.
Недолго побродив вдоль ручья, молодой человек наткнулся на перекинутые слеги — оглобли. Узенько — но вполне можно пройти… Чу! Показалось вдруг, будто рядом, в орешнике, что-то тихонько хрустнуло. Словно бы кто-то шел позади осторожненько, да вот не повезло — наступил на хрупкий сучок.
Михаил нарочно наклонился, делая вид, что отмывает от грязи руки… и вдруг прямиком в свеженькой травке, чуть ли не под оглоблиной, что-то сверкнуло! Что-то перламутрово-розовое… раковина?
Ратников протянул руку…
Вот это да! Вот так находка! Кажется, эта штуковина называется пудреницей.
Да-да, именно так — розовато-кремовый порошочек — пудра, небольшое зеркальце, на перламутровой пластмассовой крышечке надпись — «Орифлейм»!
Алия обронила — больше просто некому. Все правильно — не удержала равновесия, едва в ручей не упав, замахала руками… А может и упала, кто знает?
Ратников тихонько засмеялся, во всех подробностях представив, как, поднимая тучу холодных брызг и ругаясь, падает в ручей медсестра. Как потом выбирается — вся мокрая, в грязи, как понуро бредет к костерку, снимает вымокшую одежку… А вот этого, пожалуй, не надо представлять — лишнее. Лучше посмотреть, кто это там в орешнике-то хрустел?
Перебравшись на тот берег, молодой человек сиганул в кусты бузины… и резко обернулся.
Нет! Никто за ним не шел, и в орешнике не таился. Показалось… Или, может, зверь какой… Да и просто — присел кто-то по большому и важному делу.
Вернувшись обратно к импровизированным мосткам, Миша осмотрел все вокруг уже куда более тщательно, однако ничего нового не заметил, да и одной пудренницы уже было достаточно, чтобы еще раз убедиться — он на верном пути.
Бросив находку на то же место — пущай хозяйка найдет, порадуется! — Михаил снова осмотрелся вокруг и задумался: стоило ли теперь идти к обозникам Эльчи-бея? Не покажется ли подозрительным Алие или тому же Окуню, если кто-то будет что-то выспрашивать, пусть даже и не про них?
А почему это должно показаться подозрительным? Они же не знают, что Михаил с Темой в этом вот караване, вообще про Ратникова не знают… то есть. Окунь, конечно, знает, но он — не Алия. Вот если бы та узнала. О, вот тогда бы возникли проблемы.
— Салам! — навстречу Мише, из-за кустов, за которыми виднелись возы, вышли сразу четверо молодых парней… настроенных весьма дружелюбно.
Улыбались, переглядывались…
— Салам, — так же, по-тюркски, поздоровался Ратников. |