— Но война, Хорхе! Как она развивается? Ты слышал что-нибудь о хуаристах или… или об их лидерах?

— Вы имеете в виду Эль Леона? — Старик проницательно посмотрел на нее. — Я действительно слышал кое-какие сплетни, донья Аманда, которые, уверен, вы захотите узнать.

Сердце ее громко забилось, и Аманде пришлось бороться со знакомой тошнотой, которая теперь постоянно мучила ее.

— Что это? — хрипло прошептала она, желая знать и в то же время боясь услышать что-то, чего она не сможет вынести. — Скажи мне, Хорхе.

— После долгого отсутствия Эль Леон вернулся к своим старым занятиям — он тревожит французские войска, а потом возвращается назад, в barrancas[28]. За его голову опять объявлена награда, 'назначенная, говорят, знаменитым доном Фелипе Леоном. Но пока что никто не смог добраться до него. — Озорная улыбка появилась на губах Хорхе, и он подмигнул. — А я поспорил на небольшую сумму, что никто больше и не сможет, сеньора.

Аманда рассмеялась. Тошнота немного отступила, и она свернулась калачиком в мягком кресле около окна.

— Говорят, Эль Леон очень умный, но однажды он позволил себя поймать. Ты не думаешь, что он может это сделать снова? — Пальцы Аманды разглаживали морщинки на легком хлопчатобумажном платье, пока она ждала его ответа. Наконец она подняла глаза и увидела, что Хорхе изучает ее серьезными глазами.

— Не играйте со мной, сеньора. Мы знаем, что, пока вы здесь, опасность очень реальна. Рафаэль не будет держаться в стороне ни от вас, ни от своего брата.

— Но что я могу сделать? О Боже, как я хотела, чтобы он не оставлял меня здесь, — горько сказала Аманда. — Я никогда не понимала, почему он привез меня к Фелипе.

— Вы отлично понимаете, и это одна из причин, почему вы любите его, — нетерпеливо оборвал ее Хорхе. — Если бы он поступал как Фелипе, разве вы любили бы его? Думаю, нет, — ответил он на свой вопрос.

— Если ты так высоко ценишь Рафаэля, почему ты здесь, с Фелипе? — поинтересовалась Аманда.

Хорхе вздохнул, сжимая и разжимая руки, потом наконец взглянул на Аманду.

— Я родился в этом доме, как до меня мой отец. Когда ты стар, очень трудно оставить то, что всегда знал. Возможно, это трусость. Хотя я и не согласен с доном Фелипе, но уйти не могу. Это мое проклятие, донья Аманда, быть старым и трусливым, а не юным и смелым. — Теперь его голос превратился в хриплый шепот, в глазах дрожали слезы.

Зная, что он будет стыдиться, если она увидит проявление его чувств, Аманда кивнула и, отвернувшись, снова стала смотреть в окно. Трусость и ее проклятие тоже, иначе она никогда бы не позволила себе попасть в эту ситуацию. Может быть, это был не страх за себя, но страх потерять что-то очень ценное, хотя это все равно трусость и такая же непростительная. Если бы она только знала, если бы понимала, что Буэна-Виста не самая важная вещь в ее жизни… если бы только…

— Все мы должны нести свой крест, Хорхе, не так ли?

— Si, сеньора, должны. Дон Фелипе уже знает о ребенке?

Аманда резко повернула голову. Нет, она не хотела говорить Фелипе, не хотела рисковать говорить это кому бы то ни было, но сейчас, должно быть, все признаки уже стали очевидны.

Закрыв глаза, Аманда откинула голову на мягкие подушки кресла, и безмолвные слезы потекли по ее щекам.

— Как ты узнал?

Ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать — ее голос больше походил на тихий ветерок, чем на слова.