Он бросил взгляд на свои часы.

— Где-то над Пернамбуком или Пиауи. Во всяком случае, уже внутри.

5.

Внутри…

Как ее звали, бедняжку, которая скончалась несколько месяцев спустя? Она еще училась в Альянс Франсез в Форталезе. Среди поваров, горничных, нянек, садовников, личных шоферов (ее и ее мужа) она имела девять эмпрегадос в своем услужении. Об этом штате домашних служащих — все они прибыли «изнутри», местные — она говорила вполне серьезно:

— Они позволили мне эмансипироваться.

Это была женщина левых убеждений. Она читала Бовуар. Она знала дона Эльдера Камару, «красного епископа». Она задавала милые вопросы по всем правилам французской грамматики:

— Случается ли вам иногда путешествовать внутри Франции?

Соледад, с высоты своих двадцати лет, своим страшным ртом, расстояние между зубами в котором пугало невероятной социальной разницей, спрашивала то же самое:

— А у себя в стране ты ездишь внутри, по глубинке?

Дело в том, что бразильцы живут, прижатые необъятными пространствами внутренней территории к прибрежной полосе океана. Они стоят спиной к земле, обращая взгляды к небытию открытого моря. Отсюда и Бразилиа — как необходимость воздвигнуть столицу в самом центре ничего, бросая вызов демонам внутреннего пространства.

Эти демоны — не простая выдумка, если верить тому, что поют бульварные поэты на площадях внутри: посылаешь солдат (целый взвод), чтобы уладить проблему с крестьянами в глубинке сертана— солдаты пропадают. Снаряжаешь кампанию — возвращаются разрозненные части. (Все это происходит в 1896 году на Северо-Востоке, в области Жуазейру-ду-Норти. Эвклид да Кунха, журналист того времени, предлагает хронику этой трагедии в одной внушительной книге со строгим названием «Os Sertaoes».) Посылаешь батальон — батальон поглощается сертаном. Посылаешь полк — находишь лишь части униформы, висящие то тут, то там на деревьях каатинги, отсеченные головы солдат, смотрящие друг на друга по краям окольного пути, и тело полковника, которого, между прочим, звали Цезарь, посаженное на кол. (Восемьдесят лет спустя Варгас Льоса напишет об этом же свою добрую тысячу страниц «Войны конца света».) Вызываешь бригаду федеральной армии, отличившуюся в победоносном разгроме Парагвая, — бригада разваливается. Понадобится треть бразильской армии — пехота, кавалерия, артиллерия, невиданный расход сил, — чтобы в конце концов раздавить крестьян под камнями их же деревни Канудос. Несколько сотен мужчин, женщин и детей, возглавляемых рогатым предводителем, целомудренным и мистическим, хромым вождем, имя которого навсегда сохранила легенда: Антонио Конселейрос.

— Как такое возможно? — раздавались недоуменные голоса в салонах побережья.

Внутри, в глубинке, дуэтисты от литературы корделя до сих пор воспевают эпопею Канудос на своих исцарапанных гитарах.

6.

Демоны внутреннего пространства… Все, что, кажется, возникло из ниоткуда, внезапно оказывается здесь, перед тобой.

Они явились нам в тот день, когда Гуван повез нас, меня и Ирен, смотреть «Конча акустика» в пригороде Бразилиа.

Дело в том, что для любителя тишины…

Конча представляла собой оперу под открытым небом, куда местные Паваротти съезжались, чтобы попробовать голос. Но перед кем, для кого? Везде, насколько хватало глаз, были одни колючие заросли мато, обрывавшиеся полукругом линии горизонта, которая ничего не обещала. Так что «Конча» представлялась монументом во славу одиночества и тишины. Мы приехали на машине, взятой напрокат. Довольно долго мы стояли, выйдя из автомобиля, но не захлопывая дверцы.

Реальность — это то, что припадает на одну ногу.

Ни птицы.