Такие мысли бродили в голове у Милдред, когда она сидела, а чаще стояла в переполненном поезде метро, который по утрам (по крайней мере несколько раз в неделю) вез ее из маленькой городской квартирки в жалкий и грязный опасный район Лондона, где жил ее англиканский священник, один в крохотной лачуге среди своей нищей паствы. Звали священника Лукас Бегбрук. Его родители были методистами, но прощали ему и торжественную англиканскую церемониальность, и свечи. Милдред, разумеется, знала, что принадлежит Оуэну. Почему же тогда она решила отправиться в Индию — неужели чтобы окончательно порвать с ним? Потому, что давно уже не одобряла его пьянство, его камеру Ужасов, или потому, что просто устала от него, или потому, что поняла: Элизабет Локсон будет заботиться о нем не хуже, чем она сама? В действительности все это скорее побуждало ее остаться. А еще больше способствовало этому постепенно приходившее осознание того, что Лукас немного влюблен в нее. Была ли и она в него влюблена? Во всяком случае, он ей снился.

Возвращаясь во второй половине дня в более свободном вагоне, Милдред, как она делает это нередко, заезжает в Британский музей и направляется в Индийскую галерею. Здесь она первым делом подходит к богу Шиве, кланяется ему, потом — его жене Парвати, она же — река Ганг. Как нежно он обернулся к своей дорогой жене, в которой Милдред видит себя. А вот Шива танцует со змеей, обвившейся вокруг его руки, а вот он — Шива Натарайя, четырехрукий танцор в кольце огня. Бог Кришна, тоже танцующий, — инкарнация Вишну, проводник в царство Арджуны и в то же время бог-пастух, играющий на дудочке, танцующий с пастушками и силой своего божественного внушения убеждающий каждую из них, что она — единственный предмет его любви. Дудочка, на которой он играет, — смуглое древнее существо, принадлежащее далеким былым временам. Вот он же — юноша с ожерельем из тигриных когтей — спасает своих последователей, поднимая руками гору. Он же танцует на раздутом капюшоне королевской кобры Нагаса, Кала Нага.

Милдред видит в своих мечтах ярких птиц, пролетающих мимо в темноте, кобр, распустивших капюшоны, и мудрую Ганешу, и милую Гангу, Ганг. Будда воплощается в Вишну. Шива и Парвати, Шива, танцующий в кольце огня, Кришна со своими пастушками, дарящий себя каждой из них.

Она никогда не говорила с Лукасом о «поклонении идолам», но чувствовала, как от изображений, а в сущности, от этих живых существ исходит мощное тепло страсти, любви. Это тепло самих богов, но также и тепло их бесчисленных почитателей. В Индии на каждом углу стоит изображение бога с цветочной гирляндой на шее. Вот это религия, религия полного отказа от себя, понимания того, сколь ничтожен — всего лишь пылинка праха — человек в необозримом море страданий этого мира, и в то же время как бесконечна власть божественного начала, власть любви, словно на облаке поднимающая человека из бездны убожества, безжалостности и презренного себялюбия.

Поклонение. Экстаз. Эти боги… и животные, Шива с обвившимися вокруг его шеи змеями. Змеи. Черви, крохотные существа… Поднять с выложенного мозаикой пола и осторожно отнести в траву… Бесчисленные живые существа… Шива с его изящными, воздетыми вверх руками, улыбающийся своей Парвати, а вокруг них — хоровод бесчисленных существ.