— Который час?

— Девять.

— Девять часов?

— Да, девять вечера. Я забыл рассказать вам про Милдред. Она уехала в Индию, где все ходят в сари и сидят на корточках. Бог или Кришна послал мне вас. Давайте же есть, пить и веселиться.

Оуэн уже накрыл на стол: виски, красное вино, апельсиновый сок, сэндвичи с ветчиной, маслины, сливы и вишневый пирог. Глядя на все это великолепие, Джексон вспомнил Тару и историю с возвращением Бенета. Ему стало стыдно и грустно, он опустил голову. Вспомнил он и о Мэриан с Кантором: все ли у них в порядке, улетели ли они далеко-далеко, как собирались? Джексон выпил немного апельсинового сока и воды, которую Оуэн принес по его просьбе, съел сэндвич с ветчиной и маслину. Он представлял себя сейчас в виде звериного детеныша, который, вцепившись в плечи матери, сидит у нее на загривке, — ему не хотелось быть такой тяжелой обузой для Оуэна.

— Мне ужасно неловко, — признался он.

— Знаю, что вы хотите лечь в постель, — поспешил прервать его Оуэн. — Это легко понять. Расскажете все завтра. Я надеюсь. Пойдемте, я помогу вам подняться по лестнице. Держитесь за меня — вот так, пошли, еще один пролет — и мы почти на месте. Я всегда держу эту спальню наготове, на всякий случай, но ко мне никто не приходит, только вы… Все хорошо, все хорошо… Я задерну шторы. Видите, здесь широченная кровать… Нет-нет, я не буду, во всяком случае, сейчас… Вы представить себе не можете, как я рад, что вы нашли приют именно у меня! Можно мне вас поцеловать? Спасибо, дорогой, я люблю вас, спокойной ночи, милый Джексон.

Джексон проснулся. Он лежал на кровати — на странной, необозримо широкой кровати в странной комнате. Через просветы в тяжелых шторах с улицы проникали солнечные лучи. Его голова покоилась на груде мягких подушек. Дыхание было спокойным. Он попытался подняться, опершись на локти, но не смог и снова рухнул на спину. Что это — больница? Нет. Джексон вспомнил вчерашний день, этот ужасный, нескончаемо долгий день. Хотя большую часть его он проспал — почему он так много спит? Потом он вспомнил, где находится, как Оуэн вел его вчера вверх по лестнице. Милый Оуэн. И наконец вспомнил вчерашнее утро, как он спал в Таре на диване. О господи, Тара… Бенет. И чем все это кончилось! Джексон сел на постели. Где его чемоданы и остальные вещи? Они оказались в углу спальни — должно быть, Оуэн перетащил все сюда, пока он спал. Каким жалким, несчастным был Джексон вчера, когда ему пришлось прятаться и искать убежище, да и сегодня… Что теперь делать, куда идти, к чему, к кому прилепиться? Он любил Оуэна, но остаться у него не мог.

Встав с кровати, Джексон раздвинул шторы. Его ослепило солнце. Он не стал смотреть в окно, а открыл один из своих чемоданов. Снова закрыл. Спал он одетым, снял лишь пиджак и туфли. Сидя на стуле, он медленно надел то и другое. Что теперь? Ничего? Казалось, что все кончено. Он поднялся, собираясь направиться в смежную со спальней ванную, но сначала открыл второй чемодан и достал из него свои умывальные и бритвенные принадлежности. Двигался он медленно, с трудом, как старик, — ну что ж… Во время бритья порезался, на полотенце осталась кровь. Так же медленно Джексон вернулся в спальню, мысленно велел себе встряхнуться — безуспешно. Сел на кровать. Оставаться здесь нельзя, надо уходить как можно скорее. Он должен придумать что-то другое, совсем другое.

Вдруг он услышал торопливые шаги Оуэна на лестнице, встал и поспешно принялся приводить себя в порядок, чтобы хозяин дома не подумал, будто он не в себе.

В комнату ворвался Оуэн:

— О, Джексон, вы проснулись? Вы еще не знаете замечательную новость!

— Какую?

— Мэриан! Она жива и здорова, в самом деле жива и здорова.