На своей последней, 998-й конференции Рузвельт детально говорил о необходимости предоставления независимости Филиппинам. Жалким было бы стремление США укрепиться на небольшой гряде островов, когда открывались перспективы мирового лидерства. Кроме того, подобный шаг должен был послужить примером для Англии и других колониальных держав. Во второй половине дня 11 апреля 1945 года Рузвельт продиктовал наброски речи к дню рождения Джефферсона. "Сегодня перед нами стоит во всем своем грандиозном объеме следующий факт: чтобы цивилизация выжила, мы должны развивать науку человеческих отношений - способность всех людей, любого происхождения, жить вместе и работать вместе, жить в мире на одной земле".

Президент говорил о том, что должен быть положен конец всем войнам, "этому непрактичному, нереалистическому способу разрешения всех противоречий между правительствами посредством массового убийства людей... Единственным препятствием для реализации наших планов на завтра являются наши сегодняшние сомнения. Давайте двинемся вперед, вооруженные сильной и активной верой".

Последние известия, прочитанные Рузвельтом в Уорм-Спрингсе 12 апреля, сообщали о том, что между американской и советской армиями осталось всего 150 километров.

Физическое состояние Рузвельта было далеко не блестящим весь 1944 год и последующий период. Безусловно, Ялта отняла много сил у президента, он похудел, стал быстро уставать, цвет лица говорил сам за себя. Прибытие на отдых в Уорм-Спрингс 29 марта 1945 года положило начало заметному улучшению его самочувствия. Президент лучше спал, несколько набрал в весе, в его настроении не осталось и следа от прежней мрачности. Врач сделал заключение: "Его память о недавних и прошлых событиях безупречна. Его поведение в отношении друзей и близких неизменно, и нет перемен в характере его речи".

Нам важна эта констатация состояния человека, который все начальные месяцы 1945 года ежедневно прорабатывал гигантскую дипломатическую переписку и принимал важнейшие решения.

В соседнем доме готовили вертел, чтобы угостить обедом президента. Стол хотели поставить на возвышении, под старым дубом, откуда открывался изумительный вид на долину.

В это время в Вашингтоне среди обширной почты президента лежало второе письмо Эйнштейна, дополненное меморандумом Сциларда. Оба знаменитых ученых просили Рузвельта немедленно остановить все работы над атомным проектом. Мировая ситуация изменилась, многие предпосылки создания атомного оружия исчезли. Недолговечное военное преимущество, обретаемое Соединенными Штатами, будет перевешено негативными политическими и психологическими потерями. Соединенные Штаты могут вызвать гонку атомных вооружений.

Двухнедельный отдых, казалось, давал плоды. Но нет. Двенадцатого апреля во втором часу пополудни Рузвельт внезапно пожаловался на "страшную головную боль" и начал сползать со своего кресла. Удар настиг президента за рабочим столом, когда он подписывал государственные бумаги и одновременно позировал художнице. Доктор Г. Брюэн, наблюдавший Рузвельта со времени его госпитализации в госпитале Бетесда в марте 1944 года, оценил ситуацию как безнадежную. Спустя два часа, в возрасте шестидесяти трех лет, Рузвельт умер. В траур погрузилась не только Америка. В Лондоне и Москве люди ощущали утрату, и даже в Токио государственное радио отметило "смерть великого человека". Лишь в Берлине царило оживление. Возбужденный Геббельс говорил Гитлеру, что Германия и на этот раз будет спасена так, как она была спасена при Фридрихе Втором после смерти царицы Екатерины.