Это были звенья одной цепи. Казнь Петера Новака и расправа с отступниками, ведшими переговоры, несомненно, упрочат решимость кагамцев сражаться до конца, до полной и безоговорочной победы. И на какое-то время остановят всех остальных посредников — агентов неоколониализма, в какие бы человеколюбивые наряды они ни облачались, — у которых может возникнуть желание воззвать к «умеренным», к «прагматикам» — и таким образом охладить пыл борцов за правое дело. Подобные полумеры, временные уступки являются оскорблением пророка! И оскорблением многих тысяч кагамцев, положивших свои жизни в затянувшемся конфликте. Никаких компромиссов — предатели заплатят своей головой!

А весь мир узнает, что к Фронту освобождения Кагамы следует относиться серьезно, уважать его требования, бояться его угроз.

Пролитая кровь. Жертвоприношение живой легенды. Как еще заставить глухих слушать?

Халиф не сомневался, что среди кагамцев все, кому надо, узнают о случившемся. Другое дело международные средства массовой информации. Для скучающего западного зрителя высшей ценностью является развлечение. Что ж, борьба за национальную независимость ведется не ради того, чтобы кого-то позабавить. Халифу был знаком образ мыслей жителей западного мира, ибо он сам какое-то время жил среди них.

Большинство его последователей — малообразованные люди, бросившие плуг, чтобы взяться за оружие; они никогда не летали на самолете и знают об окружающем мире только то, что передается вещающими на кагамском языке радиостанциями, подвергающимися жесткой цензуре ФОКа.

Халиф уважал чистоту их душ, однако его личный жизненный опыт был значительно богаче; но иначе и быть не могло. Для того чтобы разрушить неприступную крепость, нужны мощные орудия. Закончив университет в Хайдарабаде, Халиф проучился два года в университете штата Мэриленд, в Колледж-Парке, и получил диплом инженера. Как он любил повторять, он побывал в самом сердце мрака. Время, проведенное в Штатах, позволило Халифу — или Ахмаду Табари, так его звали тогда — понять, как жители Запада смотрят на весь остальной мир. Он познакомился с мужчинами и женщинами, родившимися и выросшими в могущественных и богатых странах, привыкшими тратить силы только на то, чтобы нажимать клавиши на пульте дистанционного управления. Самой большой опасностью, с которой сталкивались эти люди, была скука. Для них такие уголки земного шара, как Анура, Шри-Ланка, Ливан, Кашмир и Афганистан, превратились в пустые, ничего не значащие названия, простые символы бессмысленного варварства нецивилизованных народов. И в каждом случае Запад наслаждался великим даром забвения: забывал о своем соучастии, забывал о том, что, в сравнении с его собственными преступлениями, все остальное меркло.

Сытые, богатые! Халиф понимал, что западный мир для большинства его последователей остается абстракцией, призрачной и даже демонической. Но для Халифа западные люди были реальностью; он видел и чувствовал их, ибо ему уже приходилось встречаться с ними. Он знал, как пахнут эти люди. Взять, к примеру, не находящую себе места от безделья супругу заместителя декана, с которой Халиф познакомился во время учебы в университете. На вечеринке, устроенной администрацией для студентов-иностранцев, она выпытывала у него рассказы о невзгодах жизни на Ануре, и он, отвечая, видел, как округляются ее глаза и наливаются краской щеки. Её было лет под сорок; светловолосая, сохранившая остатки былой красоты, она одуревала от скуки; ее безоблачное, уютное существование стало для нее клеткой. Разговор, начавшийся у чаши с пуншем на вечеринке, получил продолжение за чашкой кофе у нее дома, а потом последовало и многое дру roe. Скучающую женщину восхищали рассказы о преследованиях за вероисповедание, подкрепляемые ожогами от сигарет, загашенных о его грудь; несомненно, ее просто завораживала его экзотичность, хотя в открытую она признавалась только в притягательной силе его «неукротимого пыла».