Благодаря помощи феи Звездочки и двухголового огра Мано’Гано, присланных Зеленой лигой, Скиф побеждает. Однако и фея, и огр погибают.

Алекс летит на Демонические игры.

Пролог. Малик

Малик с детства много шутил. Он рос в большой семье выходцев из Марракеша. Родственники заняли небольшой жилой комплекс на окраине, принадлежавший одному богатому соотечественнику. Он давал скидку своим и не наказывал за короткие просрочки в оплате ренты.

Из многочисленных кузенов и кузин Малика легко можно было составить несколько баскетбольных команд и открыть собственную лигу.

Семью тянул дед Юсуф, генерал в отставке, заслуженный ветеран, на чьих гражданских привилегиях выживали многочисленные потомки. Ограничение на количество детей – не более одного – появилось лишь после того, как ввели систему гражданских категорий. Поэтому у Юсуфа было не только много детей, но и орава родных, двоюродных, троюродных и еще Всевышний ведает каких братьев и сестер. Все они перебрались вслед за дедом Малика на американский континент и пустили корни. Но даже когда все получили гражданство, семейный клан вечно искал, где и как подзаработать.

А дед тем временем потихоньку впадал в старческий маразм. Большую часть дня он дремал в кресле-качалке, накрыв пледом вечно мерзнущие ноги. Память начала ему отказывать еще до рождения Малика – уверенно он помнил имя лишь старшего сына. Увидев кого-то из потомков, генерал долго перебирал имена, ругаясь и надеясь угадать (что ему временами даже удавалось), но никогда не узнавал Малика, так что в какой-то момент просто прозвал его Сагхиром – Мелким, если по-арабски. Дедовская любовь была ограниченным ресурсом, и самому младшему внуку ничего не доставалось.

Клан жил бедно, но тяжелее всех приходилось родителям Малика. В их доме накрывали стол лишь на ужин. Полноценные завтраки и обеды замещались упсами, которые содержали все нужные элементы – синтетические белки, жиры, углеводы, витамины и минералы, вроде бы покрывая все нужды организма, но на деле выходило, что не все: Малик рос хилым.

В их маленькой родовой общине, где презирали слабых, но уважали отвагу и дерзость (при должном почтении к старшим, разумеется), оружием Малика стали шутки. Признаться, дурацкие. Малик играл роль этакого клоуна, который главным объектом насмешек выбрал себя самого.

– А-ха-ха! – надрывались кузены, слушая историю Малика о том, как он влип в очередную нелепую ситуацию. – Вот же придурок!

А потом подзывали, чтобы угостить Сагхира недоеденным куском пиццы или остатками картошки «фри». Малик настолько привык к прозвищу, что относился к нему, как ко второму имени.

Шутовское остроумие Малика срабатывало на кузенах, но не на одноклассниках. Он не сумел прибиться ни к одной из школьных группировок. Крутые ребята вроде Ханга, Тима и Эда обращали на него внимания не больше, чем на учителя во время уроков. Другие, глядя на обноски, в которых он ходил в школу, считали себя лучше и смотрели свысока. Умники или те, кто себя таким считал, вроде Алекса Шеппарда, просто его не замечали.

Малик винил во всем этом не только бедность семьи, но и свою внешность. По правде, он себя ненавидел. Маленький, сутулый, с выдающимся носом и ресницами, как у девчонки, тонкими ручками и ножками, впалой грудью с выпирающими ребрами. Еще эти дурацкие кудри на голове… Настоящий урод.

Даже в семье его стыдились, считали кем-то вроде подкидыша. Не родители, конечно, а остальные. Иногда в гости заходили тетки и с пренебрежением отдавали матери Малика одежду, из которой выросли их дети, старые гаджеты и прочий хлам, тот, что выкидывать жалко и оставить нельзя – и так тесно.

Почти четыре года назад, в середине августа, Малик пошел в седьмой класс.