Девушка не любит, так ты её люби. Денег не хватает, так заработай.
— Неужели у вас не бывает неудач, товарищ капитан?
— Почему же…
— И что вы тогда делаете?
— Вот что.
Петельников подошёл к встроенному шкафу и выкатил массивную гантелину, похожую на мини-штангу. В его руке она взлетела к потолку легко, как деревянная. Инспектор работал ею долго, выжимал второй рукой ещё дольше — пока не покраснело лицо и не отяжелело дыхание. И каждый его взмах отдавался в голове Леденцова метрономным постукиванием.
— А ты что делаешь при неудачах? — прерывисто спросил Петельников.
— Ем, товарищ капитан.
— Что ешь?
— Всё, лишь бы побольше.
— Сколько сегодня съел?
— Назвать блюда, товарищ капитан?
— Нет, в объёмном исчислении.
— Три глубокие тарелки с полугустыми и желеподобными продуктами, батон твёрдых и чайник жидких.
Петельников глянул из-под штанги на фигуру инспектора. Леденцов погладил живот.
— А незаметно.
— Неудачи всё сожгли, товарищ капитан.
— Простое слово «розыск», — жаркий Петельников сел под карту, — жутко усложняется, стоит к нему прибавить слово «уголовный». Неудачи в розыске естественны, как алкаши в вытрезвителе.
— Если бы в розыске…
— Выкладывай.
Леденцов помялся. Не хотелось ему рассказывать о своих злоключениях, которые он считал сугубо личными. Но тёмные глаза капитана смотрели непререкаемо, сам Леденцов разгадки не знал, поделиться с кем-то тянуло, вся эта история могла стать совсем не лишней, и уж если рассказывать, то лишь Петельникову…
Леденцов выложил всё и подробно — умолчал только о прикосновенном поцелуе, опасаясь насмешек.
— И верно, неудачи.
— Это от лени, от глупости, или вмешался рок, товарищ капитан?
— Ищи женщину, — улыбнулся Петельников.
— «Если бы не было женщин, то не было бы и преступлений…»
— Вряд ли, лейтенант.
— «…но пусть будут преступления, были бы женщины», — добавил Леденцов.
— А, из доклада века… Скажи-ка, где записки?
— Первую сразу порвал, вторую где-то обронил. Голова болела, товарищ капитан.
— Они написаны одним почерком?
— Разными.
Петельников уставился в чужое лицо немигающим и неотводимым взглядом, который надо было перетерпеть. Леденцов мечтал о таком взгляде, нужном в оперативной работе. Его же светло-рыжие глаза, сколько их ни тренируй, смотрят озорно, как у весёлого клоуна.
— Привлечём логику, — ослабил взгляд Петельников.
Леденцов молчал, поскольку эту логику он бессильно привлекал всю ночь.
— Есть три странных и никак не связанных эпизода: в автобусе, на молу и в пустой квартире. Что отсюда вытекает?
— Случайность.
— Но они связаны одним человеком, Наташей. В первом эпизоде ты за неё заступился, во втором — она тебе пишет записку, а в третьем — звонит. Что вытекает?
— Что она в меня влюбилась, товарищ капитан.
— Анализируем первый случай. К тебе, пристали?
— Нет, к Наташе.
— К Наташе, а ты помешал. Второй случай. Тебя били?
— Нет, клетчаторубашечного.
— А ты уверен, что пришли бить не тебя?
— Он же к ним шагнул…
— Ты мог не рассмотреть, он мог просто идти в их сторону, его могли позвать…
— Да, возможно. |