Но когда Наташа успела написать записку? Когда он брал в гардеробе её плащик. Как сунула в его кардан? За стойкой, когда он, допустим, смотрел на свирепую барменшу. Почему Наташа убеждена, что он знает старый мол? В их районе все его знают. И почему она уверена, что он придёт на свидание? Потому что того надо чайником по морде, кто не пойдёт с ней на свидание.

Инспектор поморщился. Права мама, к нему пришло профессиональное отупение — анализирует предстоящее свидание, как рецидивиста берёт. Он посмотрел на часы, тут же заметив, что посмотрел рывком, как в засаде. Десять минут двенадцатого. Женщины всегда опаздывают — у них это в генах. Вот и клетчаторубашечный мается.

Было светло и бело, лишь слегка сгладилась резкость линий да исчезли детали. На отдалённых берёзках вдруг пропали тонкие ветки, отчего листья вокруг этих веток показались собранными в шары и конусы, пронзённые воздухом и пространством, — они висели вокруг стволиков, не соприкасаясь, словно плавали в белом свете. Залив прикрылся кустами и проявлял себя холодящим ветерком да запахом свежести — воды ли, корюшки ли, донной ли травы… И ещё какой-то кислый запах, вроде уже не привнесённый с залива, мешал инспектору. Он огляделся — в рваном дупле огромным грибом застыл пенистый розоватый сок. Кто-то разворошил его палкой, и на землю упали телесные куски дубового сока…

В аллейке хрустнул гравий. Инспектор вскинул голову, сразу теряя интерес к этому хрусту — не Наташа. К молу шли два парня. Клетчаторубашечный быстро шагнул к ним. Не девушку он ждал…

Но инспекторский интерес вдруг ожил, и он не смог бы объяснить почему.

Трое стояли посреди аллеи плотно, лицом к лицу, спинами к белому свету, и казались туго сколоченной фигурой из трёх плоскостей. Леденцов не видел ни их лиц, ни цвета одежды, да и крупные клетки ждущего парня растворились в белёсом свете. Инспектору почему-то казалось, что эти трое, стоит им разомкнуться, произведут разрушительный взрыв, вроде снарядного.

— У-у-у, козёл! — донёсся хрипучий голос.

Тут же он услышал звук, который ни с чем бы не спутал, — глухой шлепок с тихим хрустом. Как тесто упало на песок. Это удар в лицо. Ещё удар… Мозгу инспектора, настроенному на свидание, потребовались какие-то секунды для осознания того, что двое пришедших бьют третьего, клетчаторубашечного…

Леденцов перемахнул через кусты, как дикий олень. Кто-то из пришедших оглянулся, и эти двое ринулись по аллейке в сторону от мола. Инспектор бы их догнал, хотя бы одного, но он увидел клетчаторубашечного, который пошатнулся, упал на колени и повалился на бок. Инспектор подскочил к нему.

Парень лежал с закрытыми глазами беззвучно. Окровавленный рот был приоткрыт. Он не дышал. Инспектор попытался найти его пульс, но сообразил, что врач сделает это лучше. Леденцов опять побежал — лишь гравий с томным звоном вылетал из-под ботинок.

В своём районе он знал все телефонные будки. Эта стояла недалеко, на стыке улицы и сквера. Инспектор сорвал трубку:

— «Скорая»! Человек без сознания в сквере у старого мола, начало улицы Молодожёнов. Да-да, скорее! Инспектор уголовного розыска Леденцов…

Человек без сознания… Не труп ли? Нужно позвонить дежурному райотдела, но инспектор был приучен капитаном Петельниковым — прежде всего жизнь и здоровье потерпевшего. Как у врачей. Леденцов отёр влажный лоб и ринулся обратно в сквер.

Ему показалось, что он перепутал аллеи. Но вот светлый гравий, испачканный кровью. Инспектор огляделся…

Клетчаторубашечного не было — ни живого, ни мёртвого.

6

Петельников неспешно поднимался на пятый этаж, раздумывая об этих своих походах…

Были ли в пору его юности символы, подобные джинсам? Были.