Прошло около месяца с памятной битвы, когда мы, наконец, расположились лагерем недалеко от краля Умбези, в том самом лесу, где я первый раз встретился с воинами Садуко. Но как они отличались теперь от тех тощих дикарей, которые, как призраки, выскользнули тогда из за деревьев на зов своего предводителя! В пути Садуко купил им красивые повязки и одеяла; волосы были украшены длинными черными перьями птиц, а из шкур убитых волов сделаны были щиты. Кроме того, от хорошей обильной пищи они поправились и стали полными и лоснящимися.
Садуко решил провести ночь в лесу, ничем не выдавая нашего присутствия, а на следующее утро выступить во всем своем величии, в сопровождении своих воинов, презентовать Умбези затребованные им сто голов скота и официально просить руки его дочери.
Этот план был в точности выполнен. На следующее утро, после восхода солнца, Садуко, по примеру великих предводителей, выслал вперед двух разряженных глашатаев, которые должны были объявить Умбези о его приближении, а за ними было выслано еще двое людей, чтобы воспевать и восхвалять подвиги Садуко (кстати, я заметил, что им было строго приказано ни словом не обмолвиться обо мне). Затем мы выступили всем отрядом. Впереди шел Садуко в великолепном одеянии предводителя, с небольшим копьем в руках, в коротенькой юбочке из леопардовой шкуры и с перьями на голове. Его сопровождала свита из шести самых статных его товарищей, которые должны были представлять его советников. За ним шел я, в старом дорожном костюме, весь в пыли. Меня сопровождал безобразный, курносый Скауль в замасленных брюках и в стоптанных европейских сапогах, из которых выглядывали пальцы, и три моих охотника, вид которых был еще более жалкий. За ними шагали приодетые амангваны, человек восемьдесят, и шествие замыкалось стадом волов, погоняемых несколькими погонщиками.
Наконец мы подошли к воротам краля. Здесь мы застали глашатаев, которые все еще выкрикивали и подплясывали.
– Вы видели Умбези? – спросил их Садуко.
– Нет, – ответили они, – он спал, когда мы пришли, но его люди сказали нам, что он скоро выйдет.
– Скажите его людям, чтобы он скорее поторапливался, иначе я сам его выволоку, – заявил Садуко.
Как раз в эту минуту отворились ворота краля и в них появился толстый и смущенный Умбези. Меня поразил его испуганный вид, хотя он и старался скрыть свой страх.
– Кто является ко мне в гости с такой толпой? – спросил он, указывая на ряды вооруженных людей. – А, это ты, Садуко! – И, оглядывая его с ног до головы, прибавил: – Каким ты стал важным! Ограбил ты кого нибудь? А, и ты здесь, Макумазан! Ты, я вижу, не стал важным. Ты похож на корову, вскормившую зимою двух телят. Но скажи, для чего здесь все эти воины? Я это потому спрашиваю, что мне нечем накормить так много людей, в особенности теперь, когда у нас только что было празднество.
– Не беспокойся, Умбези, – величественно ответил Садуко. – Я захватил с собою пищу для своих людей. Что же касается до моего дела, то оно очень простое. Ты потребовал у меня сто голов скота как выкуп за Мамину. Пошли своих слуг пересчитать их.
– С удовольствием, – как то нервно ответил Умбези и отдал какое то приказание стоявшим около него слугам. – Я рад, что ты внезапно так разбогател, Садуко, хотя я не могу понять, как это случилось.
– Все равно, как это случилось, – сказал Садуко. – Главное то, что я богат, и этого достаточно. Потрудись послать за Маминой. Я хочу поговорить с ней.
– Да, да, Садуко, я понимаю, что ты хочешь поговорить с Маминой, но, – и он с отчаянием оглянулся, – я боюсь, что она спит. Ты знаешь, что Мамина всегда поздно встает и терпеть не может, когда ее тревожат. Не придешь ли ты лучше в другой раз? Скажем, завтра утром? Она, наверное, к тому времени встанет… или, еще лучше, приходи послезавтра.
– В какой хижине находится Мамина? – грозно спросил Садуко. |