Боже! Из сердца Эволюционной Бомбы вышла живая женщина!

Упал веер. Заахали и зааплодировали господа. Восхищенно заверещали дамы.

И застонал я – а затем стон сменился жутким приступом тошноты.

Потому что это не просто женщина.

Это женщина в пачке и крошечных пуантах.

Женщина – серебристая чайка, Неподражаемая Акробатка Бродячего Цирка Ужаса и Восторга…

Моя мать.

Будущее зовет.

– Черти что! – вполголоса восклицает Эбби. Она весь день сегодня на ногах и только что закончила кулинарную репетицию – на целых десять минут позднее, чем по графику. – Подождите секундочку! – кричит она, вытирая с рук муку и бросая взгляд на Apfelkuchen. Они тихо подрумяниваются в духовке. Кофе только что вскипел. Эбби собиралась передохнуть.

– Простите за беспокойство, – говорит молодой незнакомец в кожаной куртке. В одном ухе у него золотое колечко, в руках папка с зажимом. И сконфуженно болтает связкой ключей от машины. – Машина сломалась, а мобильный…

– Не работает, – неуверенно продолжает Эбби, чувствуя, как кружится голова от нахлынувшего чувства déjà vu.

– Да, – кивает мужчина, расплываясь в очаровательной улыбке. – Как вы догадались? Послушайте, мне очень неудобно просить об этом, но…

– Конечно, можете позвонить в Ассоциацию Автомобилистов, – кивает Эбби. – А пока будете ждать, разрешите предложить вам парочку моих Apfelkuchen и чашку свежесваренного кофе?

Похоже, Эбби Ядр наделена некой формой второго зрения – разве ее мечта не становится явью?

– Быть может, представитесь? – запинаясь, продолжает она, наливая в фарфоровую чашку «Колумбийского Особого».

– Конечно, – соглашается незнакомец, выхватывая визитку. – Простите, что не… Нуда ладно… Рад познакомиться.

Эбби дрожащей рукой берет визитку и читает:

– Разрешите предложить вам пятый? – спрашивает Эбби через пять минут после того, как она завершила экскурсию по кухне и Оскар уселся в кресло в гостиной с видом человека, который уже ни капли не беспокоится о сломанной машине или мобильнике.

– Эбби, – начинает он. У него мягкий, культурный голос – но сейчас в нем звучит возбуждение. Причем, искреннее. – Можно я буду называть вас Эбби? – Она сглатывает и отчаянно кивает. – Я не мог не заметить… да, ваши поразительные выдержку и манеры. Меня сразу поразило – как только я взглянул на вас, – что в вас есть некое je-ne-sais-quoi, и… да. – Он понижает голос. – Это редко, необычайно редко – вы не думайте, что такое случается каждый день. На самом деле, я за всю мою телекарьеру никогда…

– Да?

– Ну, говорите же, – подстегивает его Опиумная Императрица с кресла Нормана. Она штопает свой похожий на паутину старый чулок.

– Так вот, Эбби, – продолжает Оскар Джек, не заметив, что его перебили. – Некоторые люди, как мы их называем, – «самородки для телевидения», и…

Оно всегда случается, верно? Что-то. Раскат грома. Щелчок микроволновки. Резкий позыв природы.

Или телефонный звонок.

– Простите, я на минуту, – извиняется Эбби. Сердце бьется, как не билось с тех пор, когда она впервые встретила Нормана двадцать лет назад в парке.