Он обнимал ее, и они танцевали в рассветных сумерках, когда он оставался один, закрыв дверь в длинный коридор полицейского управления; музыка наполняла безмолвие и мрак, до которых ему не было дела.

Сломай и выбрось свое бунгало,

А я только посмеюсь.

Несколько быстрых па, песня отдавалась от стен, Сив Мальмквист с оркестром Свена Улофа Валльдоффа, запись 1966 года, альбом «Lucky Lips», он подпевал, знал текст наизусть. Шесть кассет с записями Сив, здесь, в этой комнате, ничего другого не было.

Он согрелся, даже вспотел под мятой курткой, но задвигался быстрее и запел громче, когда хор и тамбурин вступили в припеве первый, второй, третий, четвертый и пятый раз, – ему очень нравилось это место. Когда через две минуты сорок секунд музыка смолкла, он отдышался и опять поспешил к магнитофону, чтобы снова включить эту песню, одного раза мало, руки, обнимавшие ее, почти помолодели.

Резкий телефонный звонок рассеял волшебство, вернул его к будничной реальности.

Эверт Гренс аж зарычал от злости, демонстративно повернулся к письменному столу спиной, но звонки не унимались.

Еще и половины шестого нет. Выход в город пока не включен. Какой‑то гад звонит по внутреннему, знает, что Эверт здесь.

Телефон упорно трезвонил, и Гренс сдался, ответил, тяжело дыша.

Звонили из дежурной части, один из тех сотрудников, с кем он работал много лет, не испытывая ни малейшего желания познакомиться лично.

– Нужна твоя помощь.

Гренс вздохнул:

– Не сейчас.

– Сейчас.

Новый вздох.

– Я и без того зашиваюсь. Ты же знаешь. – Он взглянул на письменный стол, на папки, разложенные пятью стопками разной высоты, и добавил: – Тридцать два.

– Я знаю сколько.

– Тридцать два текущих расследования.

– Эверт, мне нужен профессионал. И как раз сейчас… на месте один ты.

Эверт Гренс сдвинул в сторону две стопки, сел на край стола. За окнами по‑прежнему темно. В воздухе нет‑нет да и взблескивали белые искры, наверно, опять пошел снег, как‑никак зима на дворе.

– Что там?

Дежурный помедлил, будто сомневаясь:

– Сорок три ребенка.

– Ребенка?

– Мы обнаружили их двадцать минут назад. Сорок три обкуренных, легко одетых ребенка мерзли на тротуаре у Хантверкаргатан. Патрульные доставили их сюда, к входу со стороны Бергсгатан. Сейчас они сидят внизу, ждут.

*

Когда‑то давно здесь наверняка был склад. Во всяком случае, она так думала. Хотя спрашивать не спрашивала – не все ли равно? Может, это и вправду был склад. Так или иначе, она провела тут много дней и ночей.

Бетонные стены, бетонный пол, бетонный потолок. С виду сурово, особенно для непривычных. И все‑таки комната хорошая, уютная. Не то что прежняя. Здесь дышалось полегче, несмотря на дым, которого сейчас вообще многовато – огонь в очаге догорел, а дверь в туннель приоткрыта совсем чуть‑чуть и сквозняк не гонит прочь легкие серые струйки дыма.

Дверь служит дымоходом, а очаг устроен прямо на полу, в выложенном из кирпичей прямоугольнике. Тепла от этого не прибавлялось. Но она считала, что это красиво, и не хотела ничего менять.

Она потянулась. Поздно уже. Или рано? Лео отсутствовал дольше обычного, ведь огонь, как правило, горел почти всю ночь и редко гас до его прихода.

Закутавшись в спальный мешок, она лежала на спине, на тонком матрасе. Спала беспокойно, а разбудила ее крыса, пробежавшая по животу. Крысы держались поодаль, только пока горел огонь. Она не испугалась, не то что в первый раз, когда спустилась в подземелья; она теперь поступала так, как ее научил Лео: громко кричала и махала руками, пока крысы не уходили.