|
Вероятно, как и Ригги, его ничуть не интересовало содержание беседы. Почему он не уходил. Гуль не понимал, как не понимал и того смутного беспокойства, которое вызывал в нем Трап. Такое бывает, когда кажется, что случайно встреченного человека где-то уже видел, но никак не сообразишь где. Отвернувшись, Гуль постарался выкинуть Трапа из головы.
— Природа наделила людей энергией, и все, что нам остается, это послушно расходовать ее. А как и куда — это каждый решает сам. Таким образом, смысл — в суете! — Пилберг театрально развел руками. — И вот вам еще один пример — это самое фрикасе. Думаете, мы в самом деле нуждаемся в подобной пище?
Заметив недоумение на лице капитана, Пилберг вилкой постучал по своей тарелке.
— Да, да! Я об этой штуковине. То есть если называть вещи своими именами, то это скорее всего лишайник — единственное, что мы сумели обнаружить из местной флоры. Согласитесь, звучит как-то не очень. Другое дело — фрикасе.
Кстати, название предложил Трап, честь ему и хвала…
— Фрикасе! — Фергюсон фыркнул, и тщедушное тельце его подпрыгнуло на стуле.
— Какая разница, — проворчал Трап. — Главное, что съедобно.
Фергюсон радостно потер руки, а профессор печально вздохнул.
— Ужасное племя — люди, — пожаловался он, поглядывая на Гуля и капитана. — Десятки раз объяснял эти вещи, и десятки раз все благополучно возвращались к своим абсурдистским догмам. Если на то пошло, здесь все съедобно! Земля, скалы, вот эта самая вилка… Скажите, капитан, это действительно так сложно постичь?
— Буксующее мышление, — не без ехидства подсказал Фергюсон. — Что вы хотите, проф? Не у всех получается, как у вас: сегодня одно, завтра другое.
— Эволюция, мой дорогой воитель! Странно, что многих она раздражает.
Тридцатилетний рубеж — еще недостаточная причина, чтобы замыкаться на достигнутом. Вы все еще витаете на Земле, а это не Земля и не Марс и даже не Венера. Это иное качество, и пора бы нам всем свыкнуться с этим.
— К чему вы призываете? — Фергюсон чуть наклонил туловище, словно изготавливался броситься на профессора. — Зачем усложнять и без того сложное? Для какой такой надобности? Верно, мы уже вроде как и не на Земле, ну и что? Вы уговариваете не пользоваться земными мерками, но других мерок у нас нет, и вы их тоже не знаете. В результате мы со своими догмами движемся медленно, но при всем при том твердо стоим на своих двоих. Вы же скачете по гипотезам, как лис по болотным кочкам, и никто не сумеет точно предсказать, провалитесь вы в следующую секунду или только испачкаете хвост. Кто же действует разумнее, Пилберг?
Профессор лениво похлопал в ладоши, благодушным взором обвел присутствующих. Глаза у него поблескивали, словно их подсвечивало изнутри трепетное пламя свечи.
— Что бы я делал тут, если бы не этот забияка! Браво, Ферги! Осмелюсь спросить, отчего вы всего-навсего сержант?.. Хорошо, хорошо! Не будем о грустном. В конце концов, армия жалует не за способности. М-да… О лисице вы сказали неплохо, хотя согласиться с вами не могу. Именно эти нащупывающие прыжочки позволяли нам потихоньку собирать информацию об окружающем, и теперь мы по крайней мере представляем себе приблизительные размеры чудовища, знаем кое-что о местных аберрациях и сверхгравитации. А не проявляй мы любопытства, так и остались бы на прежнем уровне.
— Мы и остались на нем, — проскрипел Фергюсон. — Что мы знаем о двойниках?
Ничего. А о себе, о наших собственных телах, об этом чертовом лишайнике, наконец, в котором каждому мерещится свое?
— Не все сразу, любезный! — Пилберг пристукнул ладонью по столу. |