Стиснуло виски, и все прекратилось. Воздух повторно всколыхнулся, люди вернулись на свои места. Голову еще кружило, но неприятное чувство пропало.

Опустив глаза. Гуль увидел на тарелке совершенно нетронутую порцию и машинально взялся за вилку.

— М-да… — промычал Пилберг. — На чем мы там остановились?

На террасу вышла Милита. Смущенно сменила тарелки у Трапа и Фергюсона, снова убежала в дом. Профессор прокашлялся.

— Сами видите, тепличных условий, в которых взращивалось наше сознание, более не существует. Мир был ясен и доступен, но произошло нечто, и картина переменилась. Что же теперь?.. Разум, действовавший по законам логики, умолк, а новую логику мы только начинаем постигать. Здесь-то, Ферги, и пригодится интуиция. Будем внимательнейшим образом наблюдать, собирать сведения и кирпичик за кирпичиком закладывать фундамент нового мировоззрения. Но при всем при том лишь ей, интуиции, будет дано выделить из окружающей пестроты некий решающий субстрат, выборку, если угодно, которая однажды приподнимет нас, перенеся из мглы в свет. — Словно дирижерской палочкой, профессор помахал в воздухе вилкой. — Подобное, дорогие мои, происходит с детьми. Долгое время они созерцают мир слепо, не анализируя своих ощущений, но в один прекрасный день вдруг произносят свое первое слово. Чудо? Безусловно! Но чудо интуиции! Количественное накопление порождает качество, и, изучив действительность, подсознание делает важный шаг. Появляются зачатки той самой логики, которой мы руководствуемся всю последующую жизнь. Потому-то и толкуют о вреде и пользе раннего воспитания.

Именно тогда формируется личностная интуиция. Увы, сейчас она бессильна, и нам поневоле придется вспоминать младенческие навыки. Хотя, конечно, потенциал уже не тот, капэдэ и энергии значительно поубавилось. Оттого-то мы и должны оказывать всяческое содействие собственной интуиции. Так или иначе, но рано или поздно с ее помощью мы выявим корреляцию здешних метаморфоз и приблизимся к истине. А для начала нужен обыкновенный статистический материал — так сказать, пища для ума.

Гуль заметил, что рот у Ригги все еще приоткрыт. Понял ли он что-нибудь из сказанного профессором, было неясно. Продолжая жевать, Хадсон продолжал сосредоточенно смотреть в свою тарелку. Трап украдкой зевал и протирал слезящиеся глаза. Зато Володя сидел, подавшись вперед, с глубочайшим вниманием вслушиваясь в рассуждения Пилберга. Руки его, лежащие на столе, нервно подрагивали, тонкие пальцы круговыми движениями шлифовали поверхность досок, словно стирали невидимые пятна.

— Мы просто вынуждены отказаться от привычных догм, — доказывал профессор.

— Некогда Макс Планк поспешил объявить пространственно-временной континуум движения материи — абсолютным законом. Как видите, он ошибся. По-видимому, абсолютизм всегда ошибочен, и ваше недоверие, Фер-гюсон, пригодится сейчас как никогда. Но использовать его надо целенаправленно и умело. Умный нигилизм — полезен. Ибо входит в опции релятивизма, а последний в деле постижения мудрости просто неизбежен.

— Боже, как сложно!.. — Показавшаяся на террасе Милита изобразила глазами восторг непонимания.

Фергюсон хмуро поглядел на нее и проворчал:

— Действительно… Чем трепыхаться среди этих ваших терминов, не проще ли сразу отправиться за Перевал и навестить Мудрецов? Если верить Зуулу, эти парни знают все на свете. Так что все ваши истины там в два счета…

— Нет! — Правая ладонь Пилберга с размаху опустилась на стол. Сидящие вздрогнули, зевающий Трап клацнул челюстью и выронил вилку. Лицо и шея профессора побагровели. — Нет, — повторил он тише. — С нас хватит одного Зуула…

„Почему они слушают его?“ — Гуль покосился на физиономии Трапа и Ригги — бледные, по-собачьи сосредоточенные.