— Не-е-ет, миленькая девочка, — сказал Зелёный Человек свистящим шёпотом. — Мне не нужны твои маленькие писики и попики. Мне нужны твои какочки-завонякочки. Которыми ты какиешь в свой маленький славненький горшочечек.

Девочка обрадовалась: маньяк и в самом деле был самый взаправдашний, потому что он говорил как все нормальные маньяки, на ломаном детском языке. Но от его желания поесть детских какашек, вполне естественного (если верить учительнице и телевизору), у маленькой Биси не могло возникнуть даже самого завалящего комплекса. К тому же она смутилась, потому что знала за своими какашками одну особенность: они не всегда бывали правильными, настоящими какашками.

— У меня плохие каки, сэр, — вежливо сказала она. — Они вам не понравятся.

— Мне нужны именно они, твои плохие какашечки, — ненатурально захихикал Зелёный Человек. — Ты будешь каждую неделю собирать свои плохие каки-завоняки. Иначе я убью твою мамочку.

— А как? — поинтересовалась Биси. Ей совсем не хотелось убивать маму Серафиму, но она решила на всякий случай выяснить, как это делается: вдруг это поможет ей приобрести хоть какой-нибудь невроз.

— О, я могу убить её на расстоянии, не пошевелив даже пальцем, — Зелёный Человек ухмыльнулся так зловеще, что Биси, наконец, стало страшно. — Я убью её вот этим.

Он достал из кармана номер журнала "Артс Америкэн" и покрутил им в руке.

Девочка знала, что такое журнал "Артс Америкэн". Мама получала его каждую неделю и каждый раз бледнела, когда открывала его. Поэтому она поверила Зелёному Человеку.

— Я могу раздавить твою мамусичку, как блоху, вот так, — сказал Зелёный Человек и скрипнул ногтями. — Но пока ты будешь приносить мне свои особые каки-завоняки, мамочка будет жить и рисовать свои глупенькие, смешные картиночки.

С тех пор маленькая Бисальбуминемия лишилась покоя. А теперь ещё и этот чёртов запор!

Самое же скверное, что у неё болел живот. И болел всё сильнее.

ГЛАВА 7

Владимирильич Лермонтов шёл мимо Центра Пиаже.

Его не волновало то место, где он провёл несколько лет и где он имел шанс стать нормальным имбецилом, объектом любви и заботы. Он избрал разрушительный путь нигилизма и выскреб Центр Пиаже из тайников своего чёрного сердца.

Лермонтов направлялся в подпольную лавку, открытую безумным палеоэкофашистом Чехом Словаком. У него можно было купить органические продукты и генетически неизменённую воду без консервантов. Владимирильич тратил на это остатки средств. Скоро он должен был остаться совсем без денег, но это его не волновало: в безумном мире неограниченного насилия деньги не понадобятся.

Но, готовясь к торжеству анархии, Лермонтов не забывал сеять беду повсюду. Например, он любил нападать на подростков в тёмных переулках. Обычно он начинал с того, что отнимал у них кака-калу и сигареты с марихуаной, после чего принуждал — в обмен на возвращение их немудрёных сокровищ — прочитать страничку из Капитала, аят Корана, заклинание из Некрономикона, или ещё что-нибудь разрушительное. Потом он дарил им (под видом безобидных мемуаров порнозвёзд) какое-нибудь сочинение безумного православного злодея Тургения Ростроповича, запрещённого во всех цивилизованных странах. Его труды — в дьявольски точном переводе, изготовленном в секретных семиотических лабораториях КГБ — он всегда носил с собой в большом количестве: эти книги уничтожали в неокрепших душах волю к добру и свету и делали из детей идеальных воинов Хаоса.

На сей раз, однако, ни одна потенциальная жертва не попалась на глаза Лермонтову, пока он шёл к лавке, которая пряталась в щели между корпусом лоботомии Центра Пиаже и «Макдональдсом».