Но он знала, что когда-нибудь успеет проскочить. Больше того, он знала, что успела бы проскочить, если бы летела быстрее. На самом деле ему не давало умереть чувство ответственности перед сыном и любовь к дочери. Он иногда воспоминала, что его дочь и сын — один и тот же человек. Но он не хотела об этом думать. Это было слишком сложно для его измученной души, разрушаемой болью и одиночеством — худшим из лекарств, которыми нас пичкает жизнь.
На этот раз смерть продолжалась долго — минуты три, если не больше. Он успела увидеть свет, влиться в его поток и подобраться к бесплотному воинству так близко, как никогда прежде.
Он впервые разглядела лики ангелов, исполненные любви и ответственности, и ему впервые за все эти годы мучений по-настоящему захотелось остаться здесь, в обители света.
И свершилось чудо — ангелица, величественная, как Декларация Независимости, выступила из сияния её навстречу.
— Подожди, — сказала ангелица. — Ещё не время. Сначала скажи им о девочке. Девочку надо найти.
— Какую девочку? — спросила отец-мать Люси Уисли.
— Лос-Ужос, — сказал другой ангел, прекрасный, как Билль о Правах. — Лос-Ужос. Агагу хватило всего одной ночи, а бедствия неисчислимы. Теперь иди. Это ненадолго. Обещаю, ты скоро вернёшься, и тебе будет хорошо.
И мать-отец детектива Уисли упала — спиной вперёд, — в тёмную пропасть, ведущую назад, в переплетение трубок и боль измученного тела. Но на этот раз он не сожалела об этом. Ведь у него было ответственное задание: передать слова ангела своему сыну, Люси.
Ибо найти девочку могла только она, его сын, лучший детектив Нью-Йорка.
Отец-мать открыла глаза, готовая увидеть над собой заботливые лица реаниматологов. Однако на сей раз реаниматологов не было. Ибо лицо человека, склонившегося над ним, ничем не напоминало лицо реаниматолога.
— Ну что, — спросил неизвестный, одетый в зелёное — живой?
Несчастная больной кивнул. Трубки и провода заколыхались.
— Живой, значит. А зачем? — продолжил непонятный человек.
Мать-отец Уисли прищурилась, пытаясь рассмотреть говорящего получше.
— Я задал вопрос, — повторил человек. — Ты жив. А зачем? В этом есть какой-нибудь смысл? Если ты будешь играть в молчанку, — добавил он, — я, пожалуй, перережу вон ту трубочку. А если и дальше будешь молчать, выдерну вон тот проводок. И так дальше, пока не сдохнешь. Так что соображай быстрее.
— Я должна… должен… должно… — прохрипела отец-мать.
— Сколько? — поинтересовался человек в зелёном, пережимая пальцами трубочку от какого-то прибора. — И кому?
— Сказать… — ответила отец-мать, чувствуя, что её телу не хватает чего-то важного.
Пальцы разжались.
— Должен сказать? Ну так говори.
— Надо… найти девочку… — отец-мать почувствовала, что вот-вот умрёт снова, и попыталась зацепиться краешком гаснущего сознания за жизнь.
— Девочку, говоришь? С девочками много возни, — задумчиво протянул зелёный. — Вот сейчас мне как раз пришлось повозиться с одной девочкой.
— Надо найти девочку, — отец-мать Люси с трудом выталкивала из себя слова, — Агагу хватило всего одной ночи… Лос-Ужос…
— Что-что? Э-э, парень, ты, похоже, лезешь в чужие дела, — озабоченно сказал зелёный. — Давай-ка обратно, — он взялся за пучок проводов и трубок.
— Одной ночи, а бедствия были неисчисли… — угасая, пробормотала отец-мать. |