Ты ведь хочешь узнать, что там написано, мой маленький дружок?
Несчастный подросток помотал головой. Он уже узнал, какую ненависть и боль несёт в себе русская литература, и не хотел пережить это снова.
— В таком случае ешь.
— Не могу, — заплакал несчастный.
Лермонтов с наслаждением раскрыл книгу на середине.
— О, вот кое-что интересное. Это история преступлений комиссарских выродков Chjiertthoupfhkhuannoff’а и Njieddop'ijusskhinn’а, — пояснил он. — Сейчас ты узнаешь, как они уничтожали пленных белогвардейцев. Очень впечатляет.
Услышав ужасные русские имена, ребёнок описался.
Владимирильич принялся медленно, смакуя, читать вслух: "Раненый беляк покатился кубарем по гладкой и сухой траве, подпрыгнул кверху и жалобно закричал в зубах рассовавшегося пса…"
— А-а-а-а-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у! — завыл несчастный мальчик, зажимая уши ладонями. Сцены русских зверств уничтожали его маленький мозг.
— Если ты не хочешь слушать об этом, тогда ешь, — сказал жестокий безумец, пододвигая ближе к мальчику тарелку.
— Но это… это ведь сделано из живого растения? — голос ребёнка дрогнул.
Губы Лермонтова растянулись в жестокой улыбке, лишённой следов любви и тени ответственности.
— Так ты не ешь ничего живого? Совсем?
— Да! Я веган! Я ем только гамбургеры и пью кака-калу! Я не ем того, что сделано из живых существ! — выкрикнул тинейджер.
Владимирильич ухмыльнулся ещё шире, сверкнув страшными зубами.
— Очень интересно. Ты любишь горошек "Зелёный Великан"?
— Да, — признался честный мальчик.
— Так знай, — с наслаждением сообщил Владимирильич, — что этот горошек, такой зелёный и невинный, тоже когда-то был живым.
— Нет, нет! — закричал мальчик. — Горошек делают из нефти!
— Откуда ты знаешь? — заинтересовался Лермонтов.
— Правительство сказало по телевизору, что нашей экономике нужна ближневосточная нефть, чтобы наши дети могли есть горошек. Значит, его делают из нефти, — пожал плечами тинейджер.
Владимирильич довольно потёр руки. Ему представилась прекрасная возможность растлить юную душу, вытравить из неё доверие к правительству и ответственность за свою страну.
— Тогда слушай. Правительство лжёт и скрывает правду. Горошек не делают из нефти. Это настоящее живое растение. Его выращивают на специальных гидропонных фермах под люминесцентными лампами, так что его листья никогда не видят настоящего солнечного света. Его корни погружены не в землю, а в питательный раствор, переполненный ядовитыми азотистыми удобрениями. А потом, когда гороховые стручки созреют, специальная машина с железными зубьями — очень, очень острыми — едет мимо грядок и…
— Нет! Я не хочу слушать это! Лучше изнасилуйте меня! Куда угодно! Только не мой мозг! — решился несчастный на жалкий, обречённый бунт.
— Нет, это слишком традиционно, — развёл руками садист. — Или слушай, или ешь. Я предоставляю тебе выбор.
Мальчик затравленно глянул на Лермонтова, и увидел каменное лицо безумца, воина Хаоса.
Захлёбываясь слезами, он протянул руку, взял кусочек органического хлеба и откусил от него. Сделал несколько движений челюстью, торопливо проглотил, сдерживая тошноту. Потом поднял недоумевающий взгляд на своего мучителя.
Владимирильич не сводил с него глаз.
— Это… это… это ужасно, — признался тинэйджер, — но мне нравится этот вкус.
— Очень скоро ты к нему привыкнешь, — осклабился Лермонтов. |