Иван Андреевич слушал дочь, кивал, вздыхал, но денег не давал ни копейки. «За женой уход нужен, да лекарства дорогие, да медсестре платим за догляд. Сами как-то перебиваемся, то квасок с лучком хлебаем, то лучок с кваском» – вздыхал Иван Андреевич (из какой это книжки, он не помнил, Марька притащила из библиотеки, и цитата пришлась кстати). Марька выходила её проводить, цепляясь за стены и морщась от боли. Совала пакет с отбивными, которыми они с Иваном Андреевичем «перебивались с лучком», и кулёчек Викиных любимых «Мишек» (и откуда она знает, что – любимые?)

Наталья забирала пакеты, молчала и злилась. Марью отец жалеет, а о внучке и думать забыл. А её одевать-обувать надо, пальто тёплое купить надо, сапожки зимние. Всю зиму в кроссовках пробегала, московские зимы – не кубанские, без меховых сапожек пропадёшь, без ног останешься. Да за художку надо платить: краски, рамки, кисти, холсты… и всё денег стоит, разоришься. Картошку бы посадить, как – без картошки? Да где ж её садить на четырёх сотках…

Недолго думая, Остап раскорчевал на «ничейной» полосе длинную ленту земли, скрытую от чужих глаз за черёмухами, и посадил пять вёдер картошки. Осенью соберут пять мешков, и можно жить, с голоду не помрём, и на пальто дочке хватит, и на сапоги. Главное, дочку вырастить, человеком чтоб стала. В Академию живописи поступать – репетитор нужен, опять же, деньги уйдут немалые, сокрушался Остап. А про себя уже решил: осенью картошку продадим, да смородину, да яблоки, да вишню. И наймём репетитора. Ничего, выдюжим, главное – дочку выучить.

О том, что в Строгановку без Художественного училища поступить, мягко говоря, проблематично, Остап не знал, да и откуда он мог это знать? Вика заикнулась было об училище, но ей было сказано: «Закончи сначала школу, а там поглядим. Наймём репетитора и поступишь сразу в Академию». Наталья была согласна с мужем: или училище, или академия. – «Это сколько же лет ты учиться собираешься? Нам за квартиру хозяйке платить, да за участок целевые взносы немалые. Мы с отцом не железные. Нет, мы не против, учись на дневном, только выбери что-то одно.

Вика выбрала Академию.

Иван Андреевич мог бы её разубедить, объяснить, что поступить в Академию без Художественного училища под силу только гению, да и то… Но болезнь жены ввергла его в депрессию, а после выходки Остапа с переездом в Загорск Мацковский виделся с внучкой от случая к случаю.

Остап с Натальей не позволяли себе баловать единственную дочь. Вика росла самостоятельной и к тринадцати годам унаследовала отцовскую деловую хватку и жёсткий прагматизм своей матери. Она принимала как должное возложенные на неё обязанности и права, которых, к слову, у девочки было – более чем. Родители ей полностью доверяли, со спокойным сердцем отпуская на дальние велосипедные прогулки, не упрекали за позднее возвращение: во сколько бы девочка ни вернулась домой, как бы поздно ни легла, она встанет вовремя.

В детскую школу искусств её приняли безоговорочно. Викины натюрморты, в которых аквамариновый цвет сочетался с сочно-сиреневым (фоном служил тёмно-зелёный), розовый – с лимонно-жёлтым (фон бледно-фиолетовый), а салатно-зелёный с густо-горчичным (фон сочно-бордовый) – Викины необыкновенные натюрморты поражали педагогов, повидавших на своём веку многих талантливых учеников. Девочка не только «видит» цвет, она его чувствует. И заполняет цветом пространство, создавая живую, дышащую цветовую гамму. Ей бы пейзажи писать, а она о реставрации мечтает. Загубит талант.

Вика, однако, так не считала и собиралась поступать в Академию живописи имени Строганова, на кафедру реставрации.