Изменить размер шрифта - +
«Наша-то ладненькая, лёгонькая, и кости не торчат. А эта – мосластая, угластая, дал же бог фигуру» – с удовлетворением отмечала Эмилия.

 

Глава 10. Фомушкины

 

Целевые взносы оказались непомерными: прокладка дорог, раскорчёвка леса, бурение скважины и химический анализ воды, установка столбов, навеска проводов, подключение к линии электропередачи, установка общей изгороди… всё это стоило денег, за всё надо было платить.

Наконец размежевали участки и провели жеребьёвку. Сотрудники ВТИтяжмаша воспрянули духом: на шести сотках ни от кого ничего не скроешь, не утаишь, и теперь они узнают о Фомушкиных всё. Но ничего не изменилось, Аглая Петровна не откровенничала с соседями, ни на что не жаловалась, ничем не делилась. Копалась с Аней на грядках, обмениваясь редкими замечаниями.

Потерпев фиаско с подслушиванием (из «фомушкиного» дома не доносилось ни звука, слышно было только телевизор) и подглядыванием (на окнах красовалась густо насборенная тюль), калиновцы попытались сформировать «общественное мнение»: не жалеет мачеха девчонку, работать заставляет. Но и здесь случился облом: Аглая Петровна относилась к падчерице заботливо.

Вы спросите, чем был вызван такой интерес к семье Фомушкиных? Аглая работала инженером-проектировщиком, Аня училась в английской спецшколе, а вот её отец… Виктор Николаевич Фомушкин, по слухам, работал следователем. Почему по слухам? – Потому что его жена, Анина мачеха, держала рот на замке, и как ни старались сотрудники, пытаясь её разговорить, Аглая Петровна ничего не рассказывала о своей семье, об отношениях с падчерицей и тем более о муже. Зато любила поговорить о комнатных цветах и о погоде, делилась рецептами засолки и консервирования и со всеми была в добрых отношениях. Молчальницей её нельзя было назвать, но выпытать что-то о личной жизни было невозможно.

– Муженёк твой людей допрашивает, смертным боем показания выбивает. Скажешь, нет? – приступали к Аглае с расспросами. Аглая качала головой и улыбалась.

– Никого он не бьёт, просто разговаривает. А вы выдумываете страсти страшенные, – говорила Аглая.

– Да разве преступник добровольно признается, что да как, разве повинится? – Вот просто разговаривает, ни разу не ударит никого? Да ни в жизнь не поверю!

– С людьми надо уметь разговаривать. А он умеет. Он академию окончил, психологию изучал. А кулаками махать – Виктор этим отродясь не занимался. Он тихий, добрый человек. И не придумывайте небылиц! – заключала Аглая и торопливо проходила мимо.

«Тихий он, как же… А жена разговаривать не хочет, и в глаза не смотрит никому… Почему?»

Ответить на этот вопрос было некому. Аглая ни с кем не общалась, от предложений соседок «зайти на чаёк» вежливо отказывалась. С разговорами от Аглаи отстали, но продолжали наблюдать – за «фомушкиным» семейством. Участок окружал деревянный штакетник, не скрывавший от любопытных глаз чужую жизнь. Аглая с падчерицей с раннего утра возились на грядках, поливали, пололи, прореживали, опрыскивали, сажали цветы – и видно было, что работа в радость обеим. В десять уходили в дом завтракать. После завтрака загорали, расстелив на траве одеяло, а через час уходили в сарай.

Из сарая доносилась классическая музыка. Калиновцы терялись в догадках, что они там делают. Медитируют, что ли? (Виктор Николаевич по просьбе жены установил в сарае спортивные тренажёры и беговую дорожку, слава богу, соседи не видели). После «медитации» Аглая с падчерицей отправлялись в душ, где плескались довольно долго. А кто им запретит? У Фомушкиных своя скважина, в отличие от калиновцев, которым вода подавалась на участки по часам, утром и вечером. Напор был слабый, а вода слегка отдавала железом.

Быстрый переход