8.45.

— Помедленнее, приятель, — сказал Макфрис. — Оставь силы до вечера. — Не могу, — отозвался Гэррети. — Стеббинс сказал, что ее там не будет, я должен убедиться, что она там. Я должен…

— Не бери в голову. Стеббинс, чтобы выиграть, напоит собственную мамашу лизолом. Она будет там.

— Но…

— Никаких «но», Рэй. Успокойся и жди.

— Иди ты со своими погаными утешениями! — выкрикнул Гэррети и потер горящий лоб ладонью — Извини… Это так вырвалось. Стеббинс еще сказал, что на самом деле я хочу увидеть только свою мать.

— А ты не хочешь?

— Черт, конечно, хочу! Что ты думаешь… Не знаю. Когда-то у меня был друг, и мы с ним… Сняли одежду… И тогда она…

— Гэррети — Макфрис положил руку ему на плечо. Клингерман все стонал, и какой-то толстяк из толпы спросил, не нужен ли ему «Алка-Зельцер». Шутка вызвала общий смех. — Ты теряешь контроль. Успокойся. Ты…

— Не тронь мою спину! — заорал Гэррети и, сунув в рот кулак, больно, до крови, укусил его. Потом добавил. — И вообще не тронь меня.

— Ладно, — Макфрис отошел.

Было девять часов — уже в четвертый раз. Их оставалось двадцать четыре, и они входили во Фрипорт. Впереди был кинотеатр, где они с Джен часто бывали. Свернув направо, они оказались на дороге № 1 — последней своей дороге. Дождь не переставал, но толпа все так же стояла вокруг. Кто-то включил пожарную сирену, и ее вой сливался со стонами Клингермана. Волнение наполнило вены Гэррети. Он слышал, как гулко бухает его сердце. Снова кричали его имя (Рэй — Рэй — иди скорей!}, но знакомых лиц пока не было видно.

К нему тянулись руки, и одна из них, тощая и коричневая, чуть задела его. Он отскочил, будто его затягивало в молотилку. Никаких признаков матери и Джен. Стеббинс был прав… А если они и здесь, как он разглядит их в этой людской массе?

Стон вырвался из его груди. Он споткнулся и едва не упал. Стеббинс был прав. Ему хотелось упасть прямо здесь, не идти дальше. Зачем теперь идти? Сирена выла, толпа вопила, Клингерман стонал, а его собственная измученная душа колотилась о стенки черепа в поисках выхода.

Я не могу идти. Не могу, не могу, не могу.

Где я? Джен? Джен?.. ДЖЕН!

Он увидел ее. Она махала голубым шарфом, что он подарил ей на день рождения, и дождь блестел на ее волосах, как жемчуг. Рядом стояла его мать в своем черном пальто. Толпа сдавила их, и они беспомощно покачивались взад-вперед. Над плечом Джен идиотски стрекотала телекамера.

Чья-то рука потянула его назад. Макфрис. Солдат бесцветным голосом вынес им обоим предупреждение.

— Не ходи туда! — кричал Макфрис прямо в ухо. Острый ланцет боли вонзился в голову Гэррети.

— Пусти!

— Не допущу, чтобы ты убил себя, Рэй!

— Пустиииии!

— Ты хочешь умереть у нее на руках?

Джен плакала. Он видел слезы на ее щеках. Он вырвался от Макфриса и опять пошел к ней. Он плакал. Он любил ее.

Рэй, я тебя люблю.

Он видел эти слова на ее губах.

Макфрис снова поймал его за руку. Краем глаза он увидел свой класс под школьным знаменем и среди них самого себя, кусок прошлогодней фотографии, и он улыбался и махал самому себе.

Второе предупреждение.

Джен!

Она потянулась к нему. Их руки встретились.

В одной руке он сжимал холодную руку Джен, в другой руку матери. Он дошел до них. Дошел.

И тут рука Макфриса рванула его назад. О жестокий Макфрис!

— Пусти! Пусти!

— Идиот, ты ненавидишь ее? Ты что, хочешь, чтобы тебя застрелили у нее на глазах? Чтобы она запачкалась твоей кровью? Пошли скорее!

Он сопротивлялся, но Макфрис был сильнее.