Если тебя мучала жажда, то весь смысл твоей жизни сводился к тому, чтобы утолить ее; когда ты страдал от голода, весь смысл жизни представлялся в том, чтобы насытиться; когда тебя мучала боль, и душа, и ум, и тело твое нацеливались на то, чтобы избавиться от этой боли.
А когда у тебя все в относительном порядке, тогда что? Все бессмысленно? Мария замешкалась в раздумье. Действительно, что тогда? Все тлен и суета сует? Нет, не мог Господь устроить смысл жизни в бессмыслице. Нет! Нет! И нет!
— Мари, где ты? Ау! — донесся от виллы игривый голос Николь. — Ужин на столе!
— Иду! — откликнулась Мария. Подходя к вилле, она рассмотрела, как странно та устроена: словно кубики сложены друг на друга и рядом друг с другом. "Видно, детище новомодного архитектора, какого-нибудь кубиста. Слава Богу, мы у себя в Тунизии строим нормальный дом!" Вилла, смотревшаяся снаружи так несуразно, внутри оказалась очень удобным жилищем, правда, Марию удивило, что перила всех лестниц и ограждения на балконах и балюстрадах были выполнены из никелированных труб, что отдавало казенщиной, а то и казармой.
В идеально квадратном зале с голыми белыми стенами, невдалеке от жарко горящего камина, облицованного африканским малахитом, был накрыт роскошный стол на шесть персон. Переменив дорожное платье на вечернее, Мария спустилась из своей комнаты.
— А вот и моя кузина! — подала голос Николь, и четверо военных, как по команде, вышли из-за стола.
Генерал Шарль представил Марии начальника Марсельского гарнизона, его заместителя, того самого, что встретил их в аэропорту, и начальника военно-морского училища, довольно-таки моложавого контр-адмирала со свежим лицом и по-детски чистым взглядом веселых голубых глаз.
Все мужчины были приятны Марии, и она с удовольствием отметила, что, слава Богу, в последние годы меняется ее отношение к представителям противоположного пола.
— Ну что, сестренка, — поднимая бокал тяжелого красного вина, произнесла Николь, — за удачу! И давайте все чокнемся бокалами — по-русски! Мне очень нравится по-русски! — Николь заговорщически подмигнула Марии тускло блестящим темно-карим глазом, и все шестеро соединили бокалы с легким, радостным звоном.
— За удачу! — повторил старший среди мужчин по званию генерал Шарль, думая про себя, что уж в эту войну он непременно станет маршалом.
II
Отель «Ноай» на марсельской набережной Конебьер отвечал требованиям лучших европейских гостиниц. И это естественно: Марсель был хотя и провинциальным городом, но все-таки третьим во Франции после Парижа и Лиона и крупнейшим портом на Средиземном море. Еще из курса истории в Морском кадетском корпусе Бизерты Мария знала, что в своей основе Марсель сложился к VI веку до нашей эры, то есть был современником Карфагена, тогда как первые упоминания о Лютеции (будущем Париже) относятся к I веку до нашей эры, а столицей Франции он стал только в Х веке от Рождества Христова. Мария относилась к Марселю с почтением, ей нравились города с многовековой историей, точно так же, как ей нравились люди-долгожители, особенно старухи с просветленными лицами, из тех, кого принято называть на Руси вековухами. Если бы кто сказал ей тогда, в тот ясный декабрьский денек 1938 года, что она сама доживет до столь почтенного возраста и еще крепкими пальцами будет листать у себя в полуподвале под церковью подаренный ей приезжим из новой России богато отпечатанный цветной календарь с двуглавым орлом на обложке, если бы кто-то сказал ей тогда такое — она бы не поверила, не смогла вообразить.
Ровно в полдень Мария проводила с марсельского железнодорожного вокзала Сен-Шарль свою названную сестру Николь и ее мужа Шарля в Париж. По дороге в отель, до которого она решила пройтись пешком, благо это было не более чем в полукилометре, Мария невольно думала о губернаторе Шарле: конечно же, он не Сен-Шарль — не святой, но, в общем, человек ясный. |