Наконец, самое простое объяснение состоит в том, что татарская «тысяча» — толпа степняков, искавших на Руси спасения от бескормицы и бедствий суровой зимы. Такие случаи известны в русско-ордынских отношениях той эпохи.

Среди обстоятельств 1374 года не забудем и очередной «мор», воздействие которого на ход событий всегда остается реальной, но неизвестной величиной.

Сначала и потом

Теперь о самом событии — избиении татарских послов. Состоящее из двух частей описание Рогожского летописца напоминает два черепка разбитого кувшина. Весь «кувшин» можно представить следующим образом.

В 1374 году Дмитрий Московский вышел из повиновения своему давнему повелителю — бекляри-беку Мамаю. Вероятно, он нашел себе покровителей в стане врагов Мамая — ханов Синей Орды. Занятый степными войнами Мамай надеялся уладить отношения с Русью старым способом: разжиганием вражды между русскими князьями. В начале 1375 года, когда князья Северо-Восточной Руси пировали в Переяславле, в Нижний Новгород явился посол от Мамая. Зная о союзных отношениях Дмитрия Суздальского с Дмитрием Московским, Мамай искал случая расколоть этот союз и переманить суздальский клан на свою сторону. С этой целью посол должен был от имени Мамая и его марионеточного хана Мухаммада предложить Дмитрию Суздальскому (или его сыну Василию, оставшемуся в Нижнем Новгороде «на хозяйстве» на время отъезда отца в Переяславль) какие-то соблазнительные перспективы — ярлык на великое княжение Владимирское, снижение ордынской дани, военную помощь против князей-соперников и т. д.

Василий Кирдяпа, бывавший в Орде и имевший навыки обращения с ордынцами, разместил послов в княжеских покоях рядом с владычным двором и отправил гонца к отцу с известием о их приезде.

Дмитрий Суздальский, посовещавшись с Дмитрием Московским и другими участниками переяславского съезда, решил взять под стражу Мамаевых послов и затем отправить их в Сарай к врагу Мамая Урус-хану в знак дружелюбия и признания его верховенства. (Это была обычная практика тогдашних дипломатических отношений, своего рода «жест вежливости». В правление Семена Гордого хан Джанибек выдал ему литовских послов, прибывших в Орду для подготовки антимосковского союза.) Соответствующее распоряжение Дмитрий Суздальский отправил сыну Василию. О расправе с послами не было и речи. Убийство послов татары считали страшным преступлением. Оно означало бы демонстративный и полный разрыв со степным сообществом, что отнюдь не входило в планы русских князей. Подобно тому как татарская дипломатия на Руси состояла главным образом в игре на противоречиях между князьями, так и русская степная политика строилась на лавировании между враждующими ордами, мурзами и ханами.

Получив распоряжение отца, Василий Кирдяпа не сумел его должным образом исполнить. Это было действительно трудное дело. Чтобы взять татарских послов под стражу, их нужно было прежде разоружить. А разоружить их без потерь можно было, только разведя степняков поодиночке или небольшими группами.

Однако события стали развиваться совсем не в том порядке, в каком предполагал Дмитрий Суздальский. Посол Сарайка и его люди, не зная намерений русских, решили, что их хотят разделить, чтобы потом перебить поодиночке. Желая дорого продать свою жизнь, татары вступили в отчаянную схватку с нижегородскими воинами. Из княжеского двора сражение перекинулось на подожженный татарами владычный двор. Владыка Дионисий, вышедший из своих палат, стал мишенью для какого-то степного стрелка. Однако стрела не достигла цели, лишь пронзив мантию владыки.

Этот эпизод дал повод нижегородскому книжнику, большому почитателю архиепископа Дионисия, блеснуть идущей к месту цитатой из Псалтири. Господь избавляет праведника «от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни» (Пс.