Тут же спохватилась и вежливо добавила:
— Какими судьбами, Николай Антонович?
— У меня здесь дача, — ответил я со скрытым вызовом. Пускай попробуют доказать, что я приехал сюда не для отдыха. А с какими-то другими намерениями.
— Дача? — переспросила генеральша.
Я взглянул на Сандру. Она закрывалась зонтиком от жарких солнечных лучей, выражение ее лица было совершенно непроницаемым.
— Здравствуйте, Александра Викторовна, — сказал я.
Она молча присела в неглубоком реверансе. Анна Ильинична тем временем оправилась от неприятной неожиданности и смогла продолжить разговор.
— А где же Елизавета Дмитриевна? — спросила она. — Надеюсь, вы не оставили ее в Петербурге?
— Она приехала вместе со мной, — ответил я, не отрывая взгляда от Сандры. — Но вынуждена была вернуться назад.
— Вот как? Отчего же?
Голос Елагиной становился все холодней и отчужденней.
— Ей не понравился здешний климат, — солгал я.
— Жаль, — сказала Анна Ильинична уже откровенно суровым тоном.
Я промолчал. Сандра не смотрела мне в лицо. Она следила взглядом за проезжающими экипажами.
— И вы отпустили вашу жену одну?
Я, наконец, взглянул Анне Ильиничне прямо в лицо. Зрелище было не из приятных. Давно я не встречал человека, который бы так явно показывал свое неудовольствие при виде меня.
— Я предполагал уехать с ней, но Лиза отказалась, — солгал я снова. — На даче мне работается особенно хорошо, и Лиза настояла, чтобы я остался.
— Вот как? — язвительно заметила генеральша. Я понял, что моя ложь не обманула ее. — Что ж, желаю вам всего хорошего.
Она взяла Сандру под руку и величаво двинулась прочь.
Я проводил их тоскливым взглядом. Меня не пригласили бывать в доме. Ничего удивительного: я давно попал в разряд нежелательных персон. Значит, я смогу видеть Сандру только мельком, на улице или у общих знакомых.
Впрочем, общих знакомых у нас пока нет. Елагина почти никому не представлена в Петербурге.
Что же мне делать?
Я вернулся домой в самом отвратительном расположении духа. Главным образом потому, что Сандра не удостоила меня взглядом.
— Я ей не нужен, — сказал я вслух. — Зачем я ей?
Уселся за стол, подвинул к себе лист бумаги. В последний раз я пытался что-то написать месяц назад. Но у меня ничего не вышло.
Не вышло и сейчас.
Я отбросил лист, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. Сидел я так довольно долго. В комнату уже пришли светлые летние сумерки, когда в дверь постучали.
— Да, — сказал я, отнимая руки от лица.
Голос моей кухарки из-за двери ответил:
— Барин, вам записка.
Я встал из-за стола и пошел к двери, ускоряя шаг. Записка? Неужели от нее?
Я открыл дверь и столкнулся взглядом с кухаркой, опрятной пожилой женщиной. Она была единственной оставшейся в доме прислугой.
— От кого? — спросил я, принимая запечатанный конверт без адреса.
— Не знаю, — ответила кухарка.
— А кто принес?
— Мальчишка какой-то.
— Что ж ты его не расспросила? — спросил я с досадой. — Может, записка не ко мне?
Кухарка развела руками.
— Не успела! Суну мне конверт, сказал для «барина», да и был таков!
— Хорошо, ступай, — сказал я и закрыл дверь.
Вернулся за стол и покрутил конверт в руках. Наконец решился и вскрыл его.
Записка была действительно адресована мне. |