Я сидел и молча смотрел на нее.

Как же страшно узнать, что на самом деле думает о тебе женщина! И особенно страшно потому, что она имеет право так о тебе думать!

— Сделаем по-другому, — сказал я через минуту.

Ольга подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза ярко сверкали, и вся она была такая живая, настоящая, неподдельная… Я бы сказал, неотразимая.

— Сделаем по-другому, — повторил я. — Я разделю все свои деньги между тобой, мной и Сашкой. Эта квартира останется тебе, дача…

Я споткнулся. После того, что со мной произошло, я не смогу жить в том доме. Впрочем, это не Ольгина проблема.

— Дача останется мне. Не возражаешь?

Она язвительно усмехнулась.

— Я должна тебя поблагодарить? — осведомилась Ольга.

— Нет, — ответил я. — Конечно, нет. Я очень виноват перед вами обеими. Если сможешь меня простить, буду рад.

— Тогда верни мне мою жизнь, — сказала Ольга. Ее глаза снова сверкнули яростным блеском. — Верни мне все, что я потеряла: надежду на счастье, привлекательность, возможность родить ребенка… Верни, я все прощу.

— Ты же знаешь, что это невозможно, — сказал я устало. — Что прошло, то прошло.

— Тогда и ты не проси о невозможном, — отрезала она.

Я вздохнул и встал со стула.

— Сашка в тюрьме, — сказал я. — Знаешь?

— Знаю, — отрывисто ответила Ольга. — Она приходила посоветоваться перед тем, как явиться с повинной… Насколько я понимаю, ей был нужен хороший пиар.

— Она его получила, — сказал я. — Издатель заключил с ней договор.

Ольгино лицо смягчилось.

— Да ты что!

— Да! — подтвердил я почти радостно. — Он согласен издать ее роман! Говорит, на этом можно прилично заработать.

Ольга немного подумала и сказала:

— Что ж, выходит, каждый получил то, что хотел.

— Нет, — возразил я. — Каждый получил то, что заслужил.

Я пошел к двери. Остановился, оглянулся назад и спросил:

— Ты меня никогда не любила?

— Любила, — ответила Ольга, не опуская глаз и не раздумывая. — Я тебя очень любила. В самом начале. Только скрывала это.

— Почему? — изумился я.

Ольга закатила глаза.

— Потому, что сильные чувства всегда тебя обременяли, — ответила она язвительно.

Я молча покачал головой. Интересно, я действительно такая скотина, какой себя ощущаю? Или это гипертрофированное чувство вины? Не знаю…

Я поднял руку, сделал жене прощальный жест и вышел из кухни.

Постоял в коридоре, подумал, не стоит ли мне собрать свои вещи. Но воздух квартиры был насквозь пропитан запахом, который раньше казался мне ароматом апельсинов и духов. А на самом деле, оказывается, это был запах давних невысказанных упреков и обид.

Я не стал укладывать чемодан и ушел так же, как пришел.

Налегке.

Прошло три дня.

Егор явился ко мне поздно вечером, когда я уже собирался ложиться спать. Он вошел в мой небольшой одноместный номер и сразу заполнил его своим подтянутым безукоризненным телом, запахом хорошего вина, бешеной энергетикой, бьющим через край жизнелюбием…

В общем, всем тем, что стало мне теперь недоступно.

— Как ты? — спросил он, усаживаясь в кресло.

Кресло жалобно скрипнуло.

— Нормально, — ответил я вяло.