Изменить размер шрифта - +
Им еще не открылась вся мерзость такого времяпрепровождения. Кроме того, нравится вам это или нет, у них всегда есть за душой «вечное» разрешение на отгул, хотя вы наверняка окрестите меня крайне правым шовинистом за само упоминание об этом. Когда пройдет радость новизны и Дженнифер надоест посылать мне по шестнадцать напоминаний в день, ей просто нужно будет с кем-нибудь переспать, и… «прощай, работа», «привет, кофе по утрам и прогулки в парке». А также: «Дорогой, по дороге с работы, будь добр, купи удлинитель. Я хочу переставить телевизор в сад». Таковы факты. Женщины могут и рожают детей. А мужчины — нет. Если бы мужчины могли, я бы стоял сейчас, наклонившись над столом, и Хассим показал бы все, на что он способен, — пистолет там у него или не пистолет. Вот мы и вернулись к моему утверждению и Сьюзиному крючкотворству.

Как я уже говорил, ее раздражал наш маленький мозговой центр, ей претила сама мысль о такой потере времени. Откуда здесь взяться большому, истосковавшемуся по нашей любви негру с пистолетом? Так почему же нам неймется, и мы неизбежно пять дней в неделю обсуждаем эту тему? От непонимания у нее начинали кипеть мозги. Само по себе это было неплохо, особенно с точки зрения Дона. Он вел невыносимо жалкую борьбу с женщиной, превратившей последние несколько лет его жизни в одно большое унижение. А почему она превратила последние несколько лет его жизни в одно большое унижение? Я уже объяснял. Потому что она была сукой. Сукам так и положено себя вести. Мы все это знаем. Возможно, сам Дон здесь ни при чем, просто он парень, а она — склочная старая сука. Не могу говорить наверняка, но готов побиться об заклад, что с ней плохо обращались, а расплачивался за все — Дон. Не очень-то мило, не очень-то честно со стороны Сьюзи. А она и не была ни честной, ни милой! Она была сукой. Картина ясна?

— В один прекрасный день мы придем, а вы тут валяетесь в обнимку по всей комнате… — припечатала нас Сьюзи.

— Людям, живущим в стеклянных домах, не стоит швыряться камнями, — осадил ее Толстый Пол, а потом добавил: — Особенно лесбиянкам вроде тебя — ты ведь занималась этим с другими бабами.

— Ну наконец-то! Я очень довольна своей сексуальной жизнью, благодарю. Похоже, я тут такая одна-единственная. Потому что вы все — унылое стадо пидорасов!

— Ты остановись на чем-нибудь одном! Или мы стадо расистов, или стадо гомосеков! Вряд ли мы можем быть и теми, и другими, — сказал Дон.

— Ты сделал те страницы? — огрызнулась Сьюзи, демонстрируя свою власть и давая понять, что недовольна участием Дона в общей беседе.

Дон не ответил. Он на мгновение задержал на ней взгляд, потом скрипнул зубами и вернулся к работе. Он не ответил на вопрос, хотя Сьюзи ответ и не требовался — ей лишь нужно было поставить его на колени. Все мы это видели и переживали за Дона.

Вернувшийся из туалета Пэдди, который, единственный из нас, занимал равное с ней положение, спросил у Сьюзи, почему она вечно делает втык Дону, а Хейзл все сходит с рук.

— Спите вы вместе, что ли? Если да, то не надо этого так выпячивать!

Хейзл, которая до сих пор оставалась более или менее в стороне, принялась все отрицать.

— Как можно быть такими любопытными! Конечно, нет, придурок несчастный! Чего вы все до меня докопались? Я вам ни слова не сказала, каждый раз одно и то же, онанисты недоразвитые…

Она разорялась еще некоторое время, а я не мог не заметить уязвленного выражения на лице Сьюзи, для которой такая бурная реакция выглядела хуже пощечины. Этого-то Пэдди, судя по всему, и добивался.

— …трахайтесь сколько влезет, а меня увольте! — не унималась Хейзл, словно от этого зависела вся ее жизнь.

Так-так, что-то там должно быть.

Быстрый переход