Вечером пришел папа, рассчитывая получить ответ. Мне захотелось съездить в Сулимов, повидаться с мамой… Правда, на ее совет полагаться сейчас не стоит. Но, может, я застану там тетю (она, кажется, поехала туда), а значит, и ротмистра. Во всяком случае, удастся протянуть время… Я распорядилась, чтобы завтра утром подали почтовую карету.

9 ноября

Измученная ездой по тряской дороге и тревожными мыслями, я прибыла наконец на место.

Все мое прошлое предстало передо мной. В Сулимове, с тех пор как я была тут в последний раз, ничего не изменилось. Мама почти не выходит из спальни.

Первой навстречу мне выбежала Пильская: никак не могу заставить себя называть ее по имени.

— Какая дорогая гостья к нам пожаловала! — восклицала она, плача и целуя мне руки.

Прежде такая занятная и бойкая говорунья Пилюся заметно постарела и как-то сникла, но доброго отношения ко мне не переменила.

В гостиной я застала тетю и ротмистра, — мама молилась у себя в комнате.

Когда меня ввели к ней, я была поражена: до чего она постарела и опустилась! Она бесконечно обрадовалась, тронутая памятью о ней. И я не решилась сказать ей, что привело меня в Сулимов.

Вечером я во всем открылась тете. Она выслушала меня с недоумением; казалось, мой рассказ огорчил ее.

— Ты меня просто удивляешь, — сказала она, когда я кончила, — зачем тебе — свободной, обеспеченной, о таком счастье только мечтать может любая женщина, понадобилось выходить замуж? Надевать на себя ярмо брачной жизни, причем не любя? Если тебе непременно хочется совершить этот неразумный поступок, о котором ты потом пожалеешь, не спеши, по крайней мере. Ты совсем еще молодая! Успеешь выйти замуж, когда появятся первые морщинки. Поверь моему опыту. Возьми, к примеру, меня: ротмистр любит меня, я тоже к нему привязана и не скрываю этого, но, entre nous, если бы судьбе угодно было, чтобы он стал моим мужем, уверяю тебя, мы через два месяца опостылели бы друг другу.

Такова ее жизненная философия. О бароне ей ничего не известно, но завтра она выспросит у ротмистра, который со всеми знаком и обо всех все знает.

10 ноября

Утром я рассказала про барона маме. Она сначала расспросила, каков он из себя, и мне пришлось подробнейшим образом описывать его наружность. В общем она настроена скорей против, он не внушает ей доверия, особенно его фамилия на «ачек». В самом деле, «Молачек» звучит чудовищно! Какой-нибудь Берг или Штейн хоть не режет слух, а с «фон» и совсем хорошо. Он небось и не дворянин, а канцелярская крыса, — выбился в люди крючкотворством и титул заслужил.

Все вместе взятое вызывает у мамы подозрение.

— Темная личность, — сказала она в заключение. — Сразу видно, дело рук твоего отца, — его провести ничего не стоит…

Я не возражала. Тут пришла тетя и предложила призвать на семейный совет ротмистра, с которым предварительно уже переговорила. Признаться, присутствие постороннего человека казалось мне не совсем уместным, но, с другой стороны, было любопытно услышать, что он скажет.

Ротмистр вошел с развязной улыбкой и уставился на меня.

— Вы желаете знать, что из себя представляет Молачек? — спросил он. — Одно только могу сказать: с тех пор как он несколько лет назад поселился в наших краях, с ним все знакомы, но никто о нем ничего не знает. Откуда он приехал, неведомо, родни у него нет, прошлое окутано мраком неизвестности.