Приехали в Бадли-Солтертон, чтобы повидаться с Эйлин. Она живет там у сестры. Муж носит галстук выпускника Итона, лицо дружелюбно настроенного, но голодного хищника. Сестра — сосредоточена на себе, никого и ничего не слышит, полная противоположность Эйлин. Они живут в обычном доме с центральным отоплением в заурядном районе Бадли. По словам Э., живут от еды до еды. К Поджу она не вернется. Как он поживает? «Спросите у него. Откуда мне знать. Ведь я его бросила». Очень живая, веселая, заново родившаяся женщина.

Премьера пьесы «Коллекционер» в Лондоне. Рецензии вполне приличные.

Сегодня закончил редактуру триллера. Теперь он называется не как прежде — «Кому-то надо делать это», а «План». Работа над ним доставляла удовольствие, но сегодня он привел меня в уныние. Лихо закрученный сюжет, запутанный мотив, и все это надо разгадать. Большое напряжение — следовать реализму на поверхности, а в глубине полностью отходить от него, — вот почему большинство триллеров короткие. Это самое утомительное в искусственных жанрах. Я истосковался по реализму.

Едем в Лондон без всякой радости. Ронни и Бетса всё кружат осторожно — и устало, и утомительно — подле друг друга. Джад в мрачном настроении. Кажется, все впали в депрессию — и мы не являемся исключением.

Вернулись в Лайм вместе с матерью — ее долгое и ужасное пребывание здесь. Я торчу в саду, а Э. тихо сходит с ума. Глупость М. отнимает веру: она ничего не видит, ничего не слышит и не выбрасывает из головы Филбрук-авеню и живущих там зомби.

За день до отъезда мы видели Ронни Пейна. Он решительно настроен не возвращаться к Бетсе. Мы отвезли его «домой» — в жуткую однокомнатную квартирку, расположенную в дворике, примыкающем к Флит-стрит. Ощущение пустоты, зря потраченного времени. Тщетность всего. Он только что совершил вместе с Инохом Пауэллом направленную против Общего рынка поездку во Францию и остроумно о ней рассказывал. Очевидно, что Инох написал свои лекции на хорошем французском языке, и все шло хорошо, пока он не стал отвечать на вопросы. Вот тогда началось веселье. Один из ответов начинался так: «Quand j’étais dans le cabinet ombré…»; он, конечно же, имел в виду «теневой кабинет».

М. возвращается в Ли. Мы вели себя с ней чудовищно, жестоко; я почти не разговаривал, а Элиз шипела за ее спиной. Если б еще ее ограниченность, поучения и сквозящая во всем глупость шли от простодушия, если б их можно было просто объяснить; если б у нее была хоть малейшая склонность к самоанализу. Возможно, мы не правы, считая, что тут есть злой умысел. Нам кажется, она должна понимать истинную подоплеку наших намеков, нашего молчания. Но как бы то ни было, подозреваю, что она этого не понимает. Вечно она старается увести нас туда, где сможет «поставить на место» и нами руководить, — в мое и ее детство, на Филбрук-авеню, и каждый раз я отказываюсь ей подчиниться.

Почтовая забастовка закончена. Мне нравилось, что не приходят письма и сообщения. Хотелось, чтобы так было всегда.

Лондон. Подж. Пошли на пьесу Монтерлана (на французском языке) «Город, в котором правит ребенок»; пришли к выводу, что пьеса скучная — насквозь лицемерная, несмотря на восторженные отзывы.