Мне кажется, она очень типична для времени де Голля: в основе своей фашистская. На следующий день — «Смерть в Венеции» Висконти. В фильме есть оперное величие, мелкие недостатки легко можно простить. Но только не Поджу — он пребывает в состоянии язвительного недовольства людьми, которые не говорят откровенно (не выворачивают душу наизнанку) о гомосексуальности. Он приводит Элиз в бешенство. Манн так проникновенно говорит о смерти, старении, времени и лишь косвенно — о влечении к мальчикам.
«Скиталец» — фильм по «Большому Мольну» Алена-Фурнье. Неудачный — по любопытной причине: слишком велика любовь и уважение авторов к тексту, они стремились сохранить каждую сцену, ничего не утратить. Поэтому фильм неровный и подчас непонятный; необычное усердие привело к неудаче. Меня же, знающего все обстоятельства дела, картина растрогала. У молодого человека, играющего Мольна, то лицо, которое нужно. Но в конце концов понимаешь, что нельзя просто перенести книгу на экран, она действует на уровне подсознания — не перед камерой.
«Скиталец» привлек мое внимание и потому, что в сценарии Радкина, в основе которого «Любовница французского лейтенанта», допущена та же ошибка — он педантично следует за текстом, «многоречив», слаб ритмически. Главная составляющая успеха «Смерти в Венеции» — скупой диалог, преобладание зрелищности.
Я стал очень быстро уставать от Лондона. Но до сегодняшнего дня держали дела — надо было поговорить с Радкиным. Весь день спорили с ним и Томом в Вейл-оф-Хелф. В целом — плодотворно; он уступал охотнее, чем мы предполагали. Вечер провели с Джадом и его новой подружкой, Моникой Меннел. Она дочь южно-африканского миллионера, и это заметно. Джад вдруг стал счастливым — это новый, верящий в будущее человек. Девушка показалась мне слишком умной, слишком стремящейся быть умной, чувствительной, знающей жизнь. Похоже, она бывшая подруга Тома Машлера. «Да он рехнулся! Девчонка совсем чокнутая!» — вот так отреагировал он на эту новость. Но мы все же рады за Джада.
Фей активно не нравится Хемпстед и сам дом на Вейл-оф-Хелф. Вижу, что у Тома хватает своих проблем. Как и у меня: Элиз вновь охватило отвращение к Лайму. Хорошо, что мы наконец осознали: наши стычки не имеют никакого отношения к чувствам; мы ссоримся из-за некой третьей вещи, вставшей между нами, не чувствуя при этом личной неприязни друг к другу. С Рождества Элиз не покидает постель раньше одиннадцати-двенадцати. Ее ничего не интересует, ничего ей не в радость. Но я прочно стою на ногах — меня не вывести из равновесия всякий раз, когда ее охватывает скука («мое несоответствие», как она это называет). Тогда она не читает, не занимается садом, не помогает мне как секретарь — только переживает пребывание в Белмонте как ниспосланный ей крест.
Звонит Том. Он прочел «План» и явно от него не в восторге, хотя в голосе звучит некое подобие энтузиазма. Он хочет, чтобы я на треть сократил книгу — слишком она сложна. Наконец и Элиз высказала свое мнение: почти все в триллере вызывает у нее отторжение. Наверное, мне нужно расстраиваться по этому поводу, но я не расстраиваюсь. Могу сказать с полной определенностью, что получил большое удовольствие, сочиняя этот триллер, и теперь мне безразлично, напечатают его или нет. Я даже подумываю, а не уничтожить ли его совсем — меня совсем не заботит, что будет с этим произведением.
Отклик Энтони Шейла на «План». Он не лучше остальных. Мне все больше и больше хочется уничтожить эту вещь.
Перевод для Тома Машлера «Золушки» Перро. Последнее время наша жизнь здесь стала такой безрадостной, что этот перевод кажется таким же нелепым, как пикник на поле битвы.
Поле битвы — Элиз и ее затяжная депрессия, все то же самое, ничего нового, но на этот раз депрессия такая глубокая, что нет ни споров, ни ссор. |