Себастьян танцует с Донной ЛаДонной.

Первым импульсом, который я ощущаю, становится желание наброситься на него и выплеснуть содержимое бокала ему в лицо. Прекрасно представляю себе, как моя рука летит вперед и липкая сладкая жидкость заливает бледное лицо, как он сначала стоит в шоке, потом делает жалкие попытки утереться. Но Лали останавливает меня:

— Не надо, Брэдли. Не тешь их самолюбие.

Она быстро убегает и находит Дэнни с Мышью. Мышь что-то сердито шепчет в ухо приятелю, по всей видимости, объясняет всю неприятность положения.

— Прости, пожалуйста, — говорит Лали, встревая между ними. — Не возражаешь, если мы одолжим твоего кавалера?

И прежде чем бедный Дэнни успевает возразить, Лали берет его за руку и ведет на танцпол, другой рукой увлекая за собой меня. Дэнни зажат между нами, мы заставляем его двигать руками и ногами, крутим его в разные стороны, и в результате этой неразберихи его очки падают на пол. Бедный Дэнни. К сожалению, я не в состоянии всерьез за него переживать, так как слишком занята собой и тем, чтобы старательно игнорировать Себастьяна и Донну ЛаДонну. Наше кривляние привлекает внимание толпы, мы с Лали танцуем, расходясь и сходясь, Дэнни посередине. Донна ЛаДонна ретируется ближе к краю танцпола, на лице ее непроницаемая улыбка. Позади неожиданно оказывается Себастьян и обнимает меня за талию. Я разворачиваюсь, прижимаюсь губами к его уху и шепчу:

— Пошел ты.

— А? — поражается Себастьян. Потом он улыбается, не веря в то, что я могу говорить серьезно.

— Ты слышал. Пошел ты.

Не могу поверить, что я это сказала. В течение какого-то времени я упиваюсь своим гневом, гудение в голове гасит все посторонние звуки. Затем понимание того, что я сказала, проникает в мое сознание, как яд после укуса змеи, мне становится страшно и стыдно. Я не помню, чтобы когда-нибудь кому-либо говорила эти слова раньше, разве что случайно и малознакомым людям, да и то вполголоса, чтобы они не слышали. Но чтобы так, прямо в лицо… Теперь эти два слова воздвиглись между нами, словно две огромные, уродливые скалы, и как их обойти, я не знаю.

Говорить «извини» слишком поздно. Да я и не хочу, потому что виноватой себя не чувствую. Он танцевал с Донной ЛаДонной. На глазах у всех.

Это непростительно, не так ли?

Лицо Себастьяна становятся суровым, глаза прищурены. Он похож на ребенка, которого застали за чем-то запретным, и его первый импульс — отрицать все и обвинять того, кто его застал.

— Да как ты посмел? — спрашиваю я. Голос звучит пронзительней, чем я ожидала, и достаточно громко, чтобы небольшая группа людей, окружающая нас, могла слышать.

— Да ты с ума сошла, — говорит он и отступает на шаг назад.

Внезапно я замечаю, как шевелится толпа вокруг. Все придвигаются ближе, головы кивают, на лицах улыбки любопытства. Я замираю, не зная, что делать дальше. Если я сделаю шаг к Себастьяну, он может меня оттолкнуть. Если развернусь и уйду — это, скорей всего, будет означать конец наших отношений.

— Себастьян…

— Что?

— Забудь об этом.

И прежде чем Себастьян нашелся что ответить, я убегаю.

Меня тут же окружают друзья.

— Что случилось?

— Что он сказал?

— Почему он танцевал с Донной ЛаДонной?

— Да я из него дурь выбью, — это Лали.

— Нет, не нужно. Все и так плохо.

— Теперь, я надеюсь, с ним покончено? — спрашивает Мэгги.

— А у нее есть выбор? — говорит Лали.

Я молчу, потом поворачиваюсь к Мыши:

— Я правильно поступила?

— Абсолютно.