— А может быть, просто трахаются где-нибудь в гостинице.
— Ты не должна позволять им занять выигрышное положение. Они не должны одержать верх. Нужно вести себя так, как будто тебе наплевать.
— Но мне не наплевать.
— Я знаю. Но иногда приходится вести себя не так, как люди ожидают. Они думают, что ты сойдешь с ума. Будешь их ненавидеть. Чем больше ты их ненавидишь, тем более сильными они себя чувствуют.
— Я просто хочу знать почему.
— Трусы, — говорит Уолт, ставя поднос рядом с моим. — У них не хватает смелости даже на то, чтобы прийти в школу.
Я смотрю вниз, в тарелку. Жареная курица неожиданно напоминает мне большое насекомое, а пюре — лужу клея цвета перламутра.
Я отталкиваю тарелку.
— Зачем он это сделал? Скажи мне с точки зрения парня.
— Она другая. И так легче. Начинать отношения всегда легко, — отвечает Уолт, затем делает паузу. Это может даже не иметь к тебе никакого отношения.
Тогда почему я себя чувствую так, словно все это имеет ко мне самое непосредственное отношение? Я иду на все оставшиеся уроки. Физически я в школе, но в голове беспрерывно прокручивается одна и та же картинка: я вижу ошеломленное лицо Лали, такое же, как вчера, когда я застала их целующимися. Я вижу, как рот Себастьяна кривится от неудовольствия, когда он понимает, что я вернулась. Возможно, он надеялся, что ему удастся ходить от меня к Лали и обратно.
— Она — маленькая сучка, — говорит Мэгги.
— Ты вроде бы говорила, что она тебе нравится, — задаю я каверзный вопрос. Мне нужно понять, кто действительно на моей стороне.
— Она мне и вправду нравилась, — говорит Мэгги, нервно крутя руль «Кадиллака», отчего машина едва вписывается в поворот, так что мы оказываемся на полосе встречного движения. — Пока она не сделала это.
— Стало быть, если бы она этого не сделала, ты бы по-прежнему с ней дружила?
— Не знаю. Возможно. Я никогда не была от нее в восторге. Она вечно такая надменная и самоуверенная. Вроде как все, что она делает, так круто.
— Да уж, — говорю я с горечью.
Фраза Лали «Я нужна ему» отдается звоном в ушах. Открываю ящичек для перчаток и достаю из него сигарету. Руки дрожат.
— Знаешь, что самое страшное? Если бы она это не сделала, я бы и сама по-прежнему с ней дружила.
— И что?
— Странно, не находишь? Дружишь с кем-то так долго, а потом раз — он делает что-то такое, и дружбе конец. А раньше этот кто-то был нормальным человеком. По крайней мере, ты так думал. Так что приходится гадать, всегда ли этот человек мог поступить с тобой плохо и просто ждал подходящего случая или это происходит неожиданно для него самого. Тогда, получается, человек остается нормальным, просто ты ему больше не можешь доверять.
— Кэрри, Лали так поступила, — говорит Мэгги так, словно ей приходится объяснять мне азбучную истину. — Значит, она плохой человек. Просто раньше ты этого не замечала. Но рано или поздно ты бы это поняла.
Мэгги притормаживает, когда в поле зрения появляется кирпичный фасад дома Себастьяна. Мы медленно проезжаем мимо. Красный пикап Лали стоит в проезде за желтым «Корветом» Себастьяна. Меня сводит судорога, словно я получила удар в живот.
— Я тебе говорила, — говорит Мэгги с видом триумфатора. — Надеюсь, теперь ты начнешь вести себя, как нормальный человек, и признаешь, что тебе нужно ее ненавидеть?
День второй. Я просыпаюсь злая и разбитая. Всю ночь мне снился сон, в котором я пыталась ударить Себастьяна по лицу, но никак не могла дотянуться. |