— Что это за имя — Пинки Уизертон?

— Может, кличка? — делаю предположение я. — Как у Мыши?

— Но ее на самом деле не Мышью, а Робертой зовут. Я имею в виду, что, когда она подписывается, она ведь не пишет там «Мышь».

Питер смотрит на меня, потом гладит Мэгги по голове:

— Не стоит ломать голову над внутренними делами «Мускатного ореха». Все под контролем.

На лице Мэгги появляется выражение удивления и любопытства.

— Да? А как вы собираетесь объясняться с Донной ЛаДонной? Она наверняка сильно на вас обиделась.

— На самом деле, — говорит Мышь, дуя на суп. — Ей, кажется, все это нравится.

— Серьезно? — спрашивает Мэгги.

Она оборачивается и вглядывается в противоположный конец столовой. Мышь права. Донна ЛаДонна наслаждается вниманием. Она сидит у своего обычного стола, окруженная поклонниками и пчелками из ее улья. Они собрались вокруг нее так плотно, словно они — телохранители кинозвезды, которой во что бы то ни стало нужна защита от фанатов. Донна распускает перышки. Она улыбается, опускает лицо вниз и глядит исподлобья. Плечи она при этом соблазнительно приподнимает, словно каждое ее движение снимает невидимая камера. А вот Лали и Себастьяна рядом с ней как-то не видно. Я их так и не вижу, пока не встаю, чтобы опустошить поднос. И только тогда я их нахожу. Они ютятся на краю пустого стола в углу столовой.

Я уже собираюсь выйти из столовой, когда меня окликает сама Донна ЛаДонна.

— Кэрри! — кричит она громким и звонким голосом.

Я поворачиваюсь и вижу, как она машет мне рукой над головой Тимми Брюстера.

— Привет, что? — говорю я, осторожно приближаясь.

— Ты читала статью обо мне в «Мускатном орехе»? — спрашивает она, и я окончательно убеждаюсь, что она совершенно не потеряла самообладания и, даже наоборот, польщена.

— Ну, как же, как я могла пропустить?

— С ума сойти, — говорит она, показывая, что внимание со стороны всей школы — это невыносимо, но здорово. — Я тут сказала Тимми и Джен Пи, что тот, кто написал эту статью, знает меня очень, очень хорошо. Кто бы это ни был.

— Да уж, это точно, — говорю я мягко.

Она смотрит на меня, хлопая ресницами, и вдруг, кто бы мог подумать, я понимаю, что не в силах уже ее ненавидеть. Я хотела ее сломать, но она умудрилась перевернуть все с ног на голову и получить выгоду от ситуации со статьей.

Это здорово, думаю я, выходя из столовой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Принц-ботаник

— Ты знала о том, что Уолт живет в палатке? — спрашиваю я Мэгги. Мы идем, держа в руках пакеты с конфетти.

— Нет, — говорит Мэгги недоверчиво. — Зачем ему жить в палатке?

— Отец узнал, что он гей, и не позволяет Уолту спать в доме.

Мэгги качает головой:

— Ох уж этот Ричард. Он, конечно, глупый человек, но никогда бы не заставил Уолта спать на улице.

Мэгги наклоняется ко мне и переходит на громкий шепот:

— Уолт становится чертовски театральным. Раз уж он теперь… Ну, ты поняла.

— Гей?

— Ну, да, — отвечает она, когда мы входим в спортзал.

Гм. Не слишком уж она добросердечна для близкой подруги.

После того как я узнала, что Уолт живет в палатке, я подумала: а ведь он прав, я была слишком зашорена, чересчур погружена в свои переживания по поводу Себастьяна и его предательства. Я практически не замечала, что творится с друзьями.