«Если бы всюду люди могли так отмечать свои небольшие праздники, так тихо и несуетливо жить, — думал Алекс, — как счастливы бы они были».

Алекс смутно догадывался, что в век четких понятий, ясных категорий, однозначных определений ему следовало бы тоже как-то обозначить свое состояние. Хотя он и понимал, что никакая формулировка не сможет определить ощущение, состояние души, настроение мига, которое переживаешь сейчас.

«Ох уж это постоянное стремление теперешнего человека все определить, все поставить на место! — думал Алекс. — Зачем? Вот хорошо мне сейчас, чего еще надо? Чего?»

Он усмехнулся, ускорил шаг, направился к дому Кащеева.

Из-за угла дома выскочили две собаки. Одну из них Алекс знал. За ней гналась белая собака, тощая, со свалявшейся шерстью на боках. Тут же откуда ни возьмись выскочил рыжий мужик, удар тяжелого сапога пришелся прямо в живот белой суке, она отлетела, заскулила, поползла в сторону.

— За что? — Алекс дрожал.

— Она гналась за нашим, — равнодушно пояснил мужик. Это был подсобник со склада ТЗП Петр Шкулин.

— Это их собачье дело! — взорвался Алекс.

Шкулин как-то странно посмотрел на него и торопливо зашагал прочь от дома.

«Он, наверное, трус, — подумал Алекс. Его все еще колотило. Он присел на ступени дома, закурил. — Надо будет зайти в ТЗП, рассказать об этом Карабасу».

Он медленно поднимался на крыльцо дома, и вдруг в темноте коридора ему почудилось лицо Старого Старика, он увидел лицо Старого Старика, и Старый Старик ему сказал:

— Желтые болезни — мнительность и страх — должны погубить негодяя.

За дверью комнаты слышались голоса, но с тяжелым настроением ему не хотелось идти на праздник, на вечернее застолье, он вернулся на крыльцо, сел, закурил еще одну сигарету.

В словах эскимосского пращура был совет, но какой? Как их расшифровать — эти простые слова?

«Мнительность и страх… Конечно он трус, этот мужик. Поэтому жесток… Мнительность и страх… Он должен понести наказание. Ему воздастся… Мнительность и страх».

Алекс отшвырнул прочь сигарету. Он знал, что делать.

— Хорошо, Старый Старик, — сказал он. — Будь по-твоему!

Он толкнул дверь. За столом сидели Кащеев, Джексон, Ш.Ш., Мальчиков и дядя Эля.

— Мы тут без тебя отбивные соорудили, — похвастал Кащеев. — Даже он попробовал, — кивнул Кащеев в сторону Ш.Ш.

— Совсем немнога. Вот, чуть-чуть, — и Ш.Ш. показал спичечную коробку.

— Ну и как? — спросил Алекс.

— Нэ знаю. Нэ понял.

— Вот когда Мурман соорудит котлеты, у-у-у! — подзадоривал Кащеев.

— Завтра, завтра, — отмахнулся Алекс.

Кащеев знал, что Мурман был на празднике в яранге, ему об этом сообщил Джексон, и Кащеев втайне был рад за своего молодого друга. На памяти председателя колхоза не так-то уж много было случаев, когда на ритуальный праздник приглашали бы кого-то со стороны.

— Хотели бифштекс с кровью! — сказал дядя Эля.

— По-морскому…

— И сырой вкусно, и горячий вкусно, — улыбаясь, добавил довольный Джексон, — кит — всегда вкусно, рьев!

— Сырой!? — удивился Ш.Ш.

— Чудак-человек, — вздохнул Кащеев и начал терпеливо объяснять Ш.Ш., как ребенку: — Любое мясо, кроме свинины, предпочтительней есть сырым. На первом месте тут стоит оленина, затем мясо морского зверя.