«Наделаю-ка я пельменей и приглашу завтра на обед детей. А на второе чай с конфетами. Только надо бы к тому времени про Бармалея сочинить, совсем я с ним запутался, пора с ним кончать, дети все равно не отступятся. Итак, что же все-таки делает Бармалей на Северном полюсе, черт возьми?!»

Не хотелось Мурману портить праздник Карабасу, он все же пришел на почту. Она давно закрыта, но это его не смущало. Как и всюду, здесь висело расписание — часы работы. Но если посетитель приходил во внеурочное время, после закрытия, ему шли навстречу, понимая, что просто так человек ночью не придет.

Заведующая почтой радистка Маша жила тут же в смежной комнате, там же у нее была радиостанция, и, пройдя из своей комнаты в служебное помещение, она открывала дверь, впускала посетителя, пряталась за перегородкой, принимала официальный вид, слушала суть дела и начинала работать.

— Машенька, свяжи меня, пожалуйста, с ТЗП, — попросил Мурман.

Маша кивнула, Алекс ушел к телефону, стал ждать.

— Говорите! — крикнула она ему.

— Алло, алло! — позвал Мурман.

— Привет, дорогой! — узнал его Карабас. — Что случилось?

— Тут такие дела, — волновался Алекс, — твой Шкулин убил собаку.

— Стрелял?

— Нет, ударил ногой белую собаку, она умерла.

— Неужели посмел?

— Посмел.

— Это позор! — вдруг почему-то перешел на шепот Карабас. — Я его сильно накажу.

— Не в этом дело. Ты скажи ему, сейчас в одном доме идет камлание.

— Понял, — тихо сказал Карабас.

Мурман положил трубку. Маша вышла из своей комнаты и вопросительно посмотрела на него.

— Надеюсь, тайна переговоров сохраняется? — спросил он.

Она кивнула.

Он подошел к ней:

— Спасибо.

— А собака правда умерла? — спросила она.

— Правда.

— Это собака Мэчинкы, — сказала Маша. — Он будет переживать.

— ТЗП ему заплатит.

— За деньги такую собаку не купишь, — сказала Маша.

— Ничего не поделаешь. Больше ничего нельзя сделать. До свидания.

— До свидания. Завтра самолетов не будет — плохое метео.

— Я знаю, — улыбнулся он.

— Вам здорово не везет, почти неделю не можете улететь.

— Значит, так там решили, — и он показал на небо.

Она засмеялась:

— Не хочет вас отпускать Полуостров. Оставались бы.

— Насовсем?

— А что? Разве тут плохо?

— Вам хорошо, вы родились тут. Маша.

— Все, кто сюда приезжают, в конце концов уезжают, — сказала она.

— А Кащеев?

— Ну… — она замялась, — он почти что чукча. Он наш.

— А вот все старые полярники тоже остаются на севере. Пенсия подходит — слетают на юг, поживут в домике с садом и морем и снова улетают на север.

— Почему?

— У них уже сердце привыкло к северу. Статистика показывает — если до пенсии жил на севере, а на старости лет уезжаешь на юг, очень быстро умираешь. Другая обстановка, другой ритм жизни, эмоциональная нагрузка другая, понимаешь?

— Понимаю.

— А у меня пока никакой эмоциональной нагрузки — ни здесь, ни там.

Он пошел к двери.

— Неправда, — сказала она.

Он посмотрел в ее серьезные глаза, засмеялся:

— Спасибо.