Чувства свои он проявлять не привык – ты ведь его хорошо знаешь, – но я бы не сказал, что он ее только терпит. А Феличии показалось, что Кризи видит в ней ребенка, которого у него самого никогда не было.
– Он с ней разговаривает? – сгорая от любопытства, спросил Гвидо.
Элио опять рассмеялся.
– Конечно, он ей объясняет массу разных вещей. Она его буквально обо всем расспрашивает. Девочка смотрит на него как на какого-то оракула. Подожди секунду, с тобой Феличия хочет поговорить, она только что уложила детей.
Женщина долго говорила с Гвидо.
Кризи изменился, сказала она. Конечно, он привязался к девочке. Это его смущает, он, скорее всего, сам не понимает, что с ним творится, но, как ей показалось, Пинта ему очень нравится. Как бы то ни было, девчушка просто очаровательная. Ее любой полюбил бы, но что такое случилось с Кризи, немного странно.
Гвидо с ней согласился. Такой поворот событий был совершенно неожиданным. После всех лет, что они провели с Кризи вместе, ему с трудом верилось, что ребенку удалось пробить панцирь его одиночества. Раньше он такое и представить бы себе не мог. Может, Кризи просто позволил себе немного расслабиться?
Неаполитанец был счастлив за своего друга, но думал он и о том, чем все может закончиться. Интересно, сколько продлится такое состояние Кризи.
Он перевел взгляд с дороги на девочку, давно уже не удивляясь самым неожиданным ее вопросам.
– Это что-то вроде жены.
Пинта была очень удивлена.
– Ничего себе жена! У китайского императора их было больше тысячи. Разве такое возможно?
Неловкости от такого рода бесед Кризи не испытывал. Несмотря на возраст, девочка была не по годам развита. Книга о Марко Поло, которую он ей подарил, вызвала немало похожих вопросов. Когда он отвечал на них, девочка не хихикала по-детски, а вполне серьезно слушала его пояснения о том, что не всем народам была присуща моногамия. Он рассказывал ей об исламе, о мормонах и не без некоторого удовлетворения видел, что симпатии Пинты склонялись на сторону мужчин.
– Столько жен иметь, должно быть, нелегко, – задумчиво сказала девочка.
Наверное, на этот вывод ее навели мысли о матери. Одной такой жены, как Рика, для любого мужчины было бы более чем достаточно.
Кризи всегда старался отвечать на ее вопросы очень обстоятельно, как будто говорил со взрослым человеком. Никаких скидок на ее возраст и пол он не делал. Нередко ему казалось, что Пинта специально задает провокационные вопросы – все потому, как он понял позже, что ее ум и любознательность были открыты и еще не обременены никакими предрассудками и догмами. Иногда он ловил себя на мысли о том, что многие сложные проблемы воспринимает столь же непредвзято, как Пинта, и это ему нравилось.
Девочка не любила смотреть по телевизору передачи о политике, потому что политические деятели слишком много говорят и неестественно улыбаются. С религией дело обстояло немного лучше, но священники всегда считают себя правыми, и им это очень нравится. Школу Пинта любила, но успевала она только по предметам, которые вели симпатичные ей учителя. К Марии с Бруно она относилась очень уважительно, только никак не могла взять в толк, почему они почти ничем не интересуются.
Короче говоря, весь мир представлялся ей огромным чистым листом бумаги, который она лишь начала заполнять, и ее первым учителем письма стал Кризи. Мать жила в собственном уютном и замкнутом мире, отец относился к ней как к малому ребенку, и это отчетливо выражалось в манере его поведения с дочерью.
Именно поэтому общение с Кризи стало для нее своего рода откровением. Очень скоро она поняла, что важно не просто его слушать, но и высказывать собственные соображения по поводу сказанного им. Поэтому девочка всегда старалась отвечать ему, и очень скоро в их беседах стало проявляться различие как в общественном положении, так и в возрасте. |