– Да что же это такое? Я ведь не на тушёнку тебя продал…
Пёс не умер. Он продолжал есть, пить, гулять, спать, лаять, но что‑то в нём изменилось. Дима вспомнил слова оценщика из ломбарда о том, что Сёма неразговорчив и совета мудрого не даст. Но то молчание Сёмы, те его взгляды были самыми мудрыми, добрый ласковый скулёж – самым многословным. А теперь он действительно замолчал.
* * *
– Заберите ваши проклятые деньги! Верните мне друга! – кричал Дима, влетая в ломбард.
В этот самый момент оценщик заключал сделку с молодой женщиной, которую Дима нахальным образом подвинул.
– Вы в своём уме? Успокойтесь и дождитесь очереди! – рявкнул оценщик.
– К чёрту вашу очередь! И вас тоже! – не собирался успокаиваться Дима. – Вы обманщик и аферист! Верните мне друга, я без него не могу!
Женщина, завидев такое поведение клиента, собрала вещи и быстро покинула ломбард.
– Осёл! – вспылил в ответ оценщик. – Она же почти продала мне свои материнские чувства!
– Ей вы тоже наплели, что они ничего не стоят? Что дети и не дети вовсе, а так – сопливые кашееды и бесчувственные плаксы? – стучал кулаком по стойке Дима.
– Не перекладывайте на меня ответственность за свои решения! Вы пришли сюда самостоятельно и сами всё подписали, я вас не уговаривал!
– Но Сёма был моим единственным другом, только он понимал меня без слов, только он лечил своим сердцем, а теперь, теперь…
– Теперь ваша дружба стоит в два раза больше! – поставил точку оценщик.
– Как это? – испуганно произнёс Дима, чувствуя, как все внутренности сжимаются: мотоцикл он и без того продал дешевле, чем покупал.
– А вот так. Или ты думал, что если легко продал, то так же легко восстановишь? Даже предав собаку, нельзя просто щёлкнуть пальцами и сделать вид, что ничего не было. Хотя почему даже? Тем более нельзя! Та дружба была самой искренней и чистой! Такое вернуть – дорогого сто́ит, – мужчина произнёс эти слова со злорадной ухмылкой.
– Но я не могу без Сёмы. Я… я же не справлюсь без него, а деньги… У меня нет столько, – задыхаясь от волнения, бормотал Дима.
– Увы, ничем не могу помочь, – развёл руками оценщик.
– А давайте я добро какое‑нибудь продам? – загорелись глаза у Димы.
– У меня этого добра знаешь сколько? Целый склад. А от добра добра не ищут. Я его бесплатно принимаю – как пожертвования нуждающимся.
– Может, совесть тогда заложу? – продолжал торговаться Дима.
– Ха! После продажи друга ты мне совесть предлагаешь? Прости, мы подделки не принимаем. Ну артист!
– А душу, душу мою примешь? Или она тоже подделка?
– Душу? За пса? – удивился мужчина.
– Не за пса… За друга! – злобно рявкнул Дима и схватил ручку на резинке. – Где подписать?
– Хм… – пошкрябал оценщик ногтями по подбородку. – Так и быть, отдавай то, что я заплатил, и можешь выкатываться отсюда со своей дружбой и душой.
– А что такое? Почему не хочешь брать душу? – удивился Дима.
– Больно быстро она у тебя в цене скачет, за курсом не успеваю, – обиженно пробубнил мужчина.
– А могу я поделиться своей дружбой с кем‑то так же, как у вас тут добром делятся? – спросил Дима, покорно выплатив всю сумму и поблагодарив оценщика за возврат.
– Можешь конечно. Поставь на верхнюю полку, на самое видное место, это всегда ходовой товар, – улыбнулся тот. |