– Но почему вы уезжаете, прожив тут так долго?

– Ситуация в Панаме ухудшается. А ведь надо думать и о Люз. Она скоро окончит школу, будет поступать в университет. Ей пора начинать нормальную жизнь. – Кэрри улыбнулась. – Она вчера была в городе, хотела и сегодня поехать. – Улыбка погасла. – А Аарон ненавидит перемены, совсем как мой отец. И просто надеется, что все как-нибудь само собой уладится.

Я чувствовал, мне следует что-нибудь сказать, но не понимал что.

– Я очень люблю его, – сказала Кэрри. – Наверное, все дело в том, что постепенно я начала понимать: я влюблена в него не как в мужчину… По временам я чувствую себя ужасно одинокой.

Она обеими руками заправила волосы за уши и повернулась ко мне.

– А вы, Ник? – спросила она. – Вы не испытываете одиночества?

И я не выдержал… Я рассказал ей, как жил в лондонской ночлежке, без гроша, так что мне приходилось каждый день отстаивать очередь к фургону кришнаитов, чтобы получить тарелку дарового супа. Рассказал, что все мои друзья мертвы, кроме одного, который меня ни во что не ставит. Если не считать одежды, в которой я появился в ее доме, все, что у меня есть, – это сумка, лежащая в камере хранения одного из лондонских вокзалов.

Я рассказал и о том, что оказался в Панаме единственно для того, чтобы не дать моему боссу убить ребенка. Я хотел рассказать ей и все остальное, однако как-то сумел придавить котелок крышкой, пока из него не выплеснулось все до капли.

Закончив, я снова уставился на баки. Кэрри откашлялась:

– А ребенок… это Марша или Келли?

Я обернулся к ней так резко, что она приняла мое потрясение за гнев.

– Простите, простите… Я знаю, мне не следовало спрашивать. Понимаете, я провела с вами всю ночь, вы просто меня не видели… Не помните? Вы все время просыпались с криком, пытались выскочить из дома, чтобы найти Келли. А потом стали звать Маршу. Кто-то должен был оставаться при вас. Аарон провел всю ночь на ногах, ему это было не по силам. А я беспокоилась за вас.

Я почувствовал, как краска заливает мое лицо.

– Какие еще имена я называл?

– Ну… Кев. Я вот до этой самой минуты думала, что это ваше настоящее имя и…

– Ник Стоун.

На лицо Кэрри вернулась улыбка:

– Это настоящее?

Я кивнул.

– Девочку зовут Келли. Ее мать звали Маршей, она была замужем за моим другом, Кевом. У них была еще младшая дочь, Аида. И всех убили, прямо в их доме. Мне не хватило всего нескольких минут, чтобы их спасти. Потому-то я и оказался здесь. Келли – это все, что у меня осталось.

– Может, расскажете мне о ней? – спросила Кэрри. – Было бы интересно послушать.

Я чувствовал, что крышку того и гляди сорвет снова, а сил, чтобы удержать ее, у меня уже не хватало.

– Ладно, Ник… Оставим. – Она произнесла это ровным, успокаивающим тоном.

И тут я понял, что остановиться уже не смогу. Крышку таки сорвало, я разразился потоком слов, настолько бурным, что мне с трудом удавалось дышать. Я рассказал о том, как стал опекуном Келли, о том, как собирался поехать в Мэриленд к Джошу, единственному оставшемуся у меня другу, как хотел подписать документы, передающие Келли на полное его попечение, рассказал о психотерапии Келли, об одиночестве… обо всем.