Этого Сан Саныч уже стерпеть не мог. Уже не подбирая слов, уже не разбирая, что делает, он рванулся к обидчику с единственной целью: вцепиться ему в глотку и сжать на ней пальцы. А там будь что будет. Разжать он их уже не разожмет. Даже после смерти.

Но ни сжать, ни дотянуться до вражьего горла Сан Саныч не сумел. Короткой зуботычиной его свалили на землю и еще на всякий случай пару раз пнули по корпусу.

— Я же тебе говорил, старик, молодость побеждает. С сухим счетом.

— Чего ты добиваешься? — сглатывая кровь, прохрипел Полковник.

— Возвращения принадлежащей мне вещи.

— Против заложников.

— А может, против твоих дружков-приятелей? Их больше. И цена им получается выше.

Сан Саныч напрягся. Случилось, кажется, то худшее, что он и предполагал. Все они, и заложники, и спасители, оказались в руках преступников. Доигрались. Как малые дети с неразорвавшимся снарядом.

— Ты мне их вначале покажи. А потом потолкуем.

— Это пожалуйста.

Депутат поднял к голове радиостанцию. Щелкнул тумблером.

— Четвертый. Четвертый! Слышите меня? Как там поживают наши старички?

Повернул радиостанцию к Сан Санычу.

— Пока нормально. Пока поживают. Возле машины суетятся, бегают. Никак завести не могут. Транспортировать их к вам?

— Пока нет. Пусть еще помучаются. Пусть машину починят, чтобы нам с ней не ковыряться.

— А если не отремонтируют? Может, их на месте положить? Чтобы с перевозкой не возиться?

— Может, действительно положить? — ехидно спросил депутат, глядя в глаза Полковнику. — Или пока погодить?

Развернул к лицу радиостанцию.

— Пока не надо. Мы тут еще решаем. Как решим — сообщим. До связи. А ты думал, они в бою пали? Смертью храбрых. Причинив значительный урон живой силе противника? Нет, как видишь. Живы твои деды. Благоденствуют. Под нашим неусыпным надзором.

— Где они?

— Тут, недалеко. На выезде из города. У них машина заглохла. Наверное, потому, что старая машина. И водитель такой же. Да к тому же плохой. А вы думали, мы вас в лагерь допустим? Позволим нас из автоматов поливать? Нет, увольте. Вы хоть и слепенькие, и дальше собственного носа не видите, можете сдуру и пальнуть. И попасть в кого-нибудь. Вот мы вас и решили на дороге тормознуть.

— Вы знали все заранее?

— Мы знали все заранее. Скажу больше, хотя тебе это будет неприятно. Мы были соавторами вашего плана нападения на лагерь. И в чем-то даже инициаторами.

Да, да. А что нам было делать? Ты оказался редкостным упрямцем — заставлял ремонтировать квартиры и дачи, выдвигал абсурдные требования, грозил. Ты знаешь, во сколько обошлись нам твои строительные прихоти? Раз в двести больше, чем твои будущие похороны. Но мы не крохоборы, мы не стали считаться. Мы даже не стали разрушать того, что успели построить, даже не стали вывозить заранее припасенные строительные материалы. Можешь считать их материальной помощью неизвестных благотворителей впавшим в маразм ветеранам минувших войн.

Мы оставили тебе все. Но тыне оценил жест доброй воли. Ты проявил редкостную неблагодарность. За десятки тонн дефицитных стройматериалов ты пожалел отдать пустышную десятиграммовую вещицу. Чужую вещицу.

Нам ничего не оставалось, как перейти к силовым методам убеждения. Заметь, это не мы, это ты сделал выбор. Ты подставил под удар своих друзей! Не принадлежащие тебе тайны ты оценил выше здоровья и жизни близких тебе людей!

Мы были уверены, что после подобного испытания ты станешь сговорчивей.